Поттерсфилд кивнула.
— Волос, клетки кожи, а теперь еще и отпечаток пальца.
— И парик, — подсказал Найт. — На нем что-нибудь нашли?
— Пока нет, но, возможно, новая версия о военных преступницах получит доказательства, если, конечно, у Бразлик брали образцы ДНК.
Найт проглотил еще пару кусков.
— Остается вопрос, были ли у Фаррел и Деринга средства и возможности подготовить теракты на Олимпиаде. Это стоит денег, и немалых.
— Я об этом тоже думала, — отозвалась Поттерсфилд. — Сегодня утром мы проверили банковские счета Деринга и выписки по кредиткам. Телешоу сделало его богатым человеком, но со счета в последнее время несколько раз снимали крупные суммы. Профессор Фаррел живет скромнее. За исключением неуемных покупок в модных бутиках в Лондоне и Париже и укладки волос в элитных салонах она ведет довольно аскетическую жизнь.
Найт вспомнил содержимое ящиков трюмо и дорогую одежду в спальне профессорши и снова попытался представить ее неухоженной, безвкусно одетой женщиной из Кингс-колледжа. Может, она прихорашивалась перед свиданиями с Дерингом? Между ними что-то было?
Он взглянул на часы.
— Слушай, я, пожалуй, расплачусь и пойду. Моя новая нянька уже работает сверхурочно.
Поттерсфилд отвернулась, когда он положил салфетку на стол и поднял руку, подзывая официанта.
— Как дети? — спросила она.
— Хорошо, — ответил Найт и посмотрел на свояченицу: — Они будут рады познакомиться с тетей Элайн. Ты не считаешь, что они заслуживают общения с сестрой своей мамы?
Элайн Поттерсфилд вмиг облачилась в невидимые доспехи и сухо ответила:
— Пока я к этому не готова. Не знаю, выдержу ли.
— Через неделю им исполнится три года.
— Думаешь, я могу забыть день их появления на свет? — бросила Поттерсфилд, вставая из-за стола.
— Нет, — ответил Найт. — Я тоже ничего не забыл. Но у меня есть надежда, что когда-нибудь я смогу простить себе тот день. И ты тоже.
— За обед платишь ты? — нетерпеливо спросила Элайн.
Найт кивнул.
— Элайн, я, наверное, устрою им день рождения, праздник какой-нибудь. Может, придешь?
Поттерсфилд бросила через плечо, едва повернув голову:
— Ты слышал, Питер: к этому я еще не готова!..
В такси по дороге домой Найт гадал, простит ли его когда-нибудь Элайн. Важно ли это? Да, важно. У него падало сердце при мысли, что дети так и не узнают единственную родственницу своей мамы.
Не желая поддаваться тоске, он стал обдумывать версии, возникшие за ленчем.
Неужели Селена Фаррел — подпольная модница?
Это не давало ему покоя, и в конце концов Найт позвонил Поуп. Она все еще дулась: в лаборатории Хулигана разгорелся спор, как быть с информацией о военных преступницах. Журналистка рвалась публиковать материал немедленно, а Найт и Джек Морган утверждали, что надо дождаться результатов независимой экспертизы из Гааги и от Скотленд-Ярда. Им не хотелось, чтобы газета ссылалась на «Прайвит».
— Ну что, подтвердила ваша свояченица совпадение отпечатка? — спросила Поуп.
— В лучшем случае это будет не раньше завтрашнего дня, — ответил Найт.
— Великолепно! — возмутилась журналистка. — А прокурор из Гааги не отвечает на мои звонки. Стало быть, для завтрашней статьи у меня ничего нет.
— Можете заняться кое-чем другим, — предложил Найт. Такси остановилось перед его домом. Заплатив водителю, Найт вышел, рассказывая Поуп о содержимом ящиков трельяжа и шкафов в доме Селены Фаррел.
— Одежда из бутиков? — изумилась журналистка. — У нее?!
— Вот и я точно так же отреагировал. А это многое значит. Получается, у нее были источники доходов, помимо колледжа. Значит, она вела тайную жизнь. Раскопайте информацию, и вы отыщете Фаррел.
— Легко вам говорить… — начала Поуп.
Боже, как она его раздражает!
— Больше ничем помочь не могу! — отрезал Найт. — Все, мне сейчас надо детей укладывать, я завтра позвоню вам.
Он нажал отбой. Ему казалось, что расследование поглощает его, как мифологический Кронос своих детей, и от этого Найт чувствовал себя несчастным. Не будь Олимпиады, он занимался бы поиском убийц четырех коллег. Скорее бы кончились Игры, а там он не остановится, пока не выяснит, кто их убил и почему.
