Селена направилась к длинной барной стойке, где сидело много красивых женщин. Миниатюрная дама изысканной внешности, завидев Фаррел, повернулась на стуле с мохито в руке и улыбнулась ей, как хорошей знакомой:
— Сирена Сен-Джеймс!
— Нелл, — сказала Фаррел, целуя ее в щеку.
Нелл придержала руку Фаррел, оглядывая ее наряд.
— Боже, боже, только посмотрите на нее! Еще более соблазнительная и аппетитная, чем обычно! Куда ты пропала, Сирена? Я тебя месяц не видела.
— Отчего же, я приходила позавчера, — сказала Фаррел. — А вообще я улетала в Париж работать над новым проектом.
— Счастливица, — вздохнула Нелл, подалась ближе и прибавила: — Мы в любой момент можем уйти и…
— Не сегодня, милая, — нежно отозвалась Фаррел. — У меня планы.
— Жаль. Твои планы уже здесь?
— Не видела.
— Как зовут?
— Секрет.
— Ну-ну, — сказала уязвленная Нелл. — Если твой секрет не придет, возвращайся.
Фаррел послала ей воздушный поцелуй и отошла, горя от нетерпения. Сердце билось в такт танцевальной музыке в подвале, от которой ритмично вибрировал пол. Фаррел обошла все укромные места на первом этаже, поднялась наверх и оглядела собравшихся вокруг розового стола для пула. Безрезультатно.
Фаррел уже подозревала, что ее надули, но все же спустилась в цокольный этаж, где женоподобный гомосексуалист исполнял стриптиз у шеста под импровизации виджея Лукавого. У стен стояли розовые диваны, лицом к эстраде.
Профессор заметила свою дичь на диване в углу, с бокалом шампанского в руке. Женщина с черными как смоль волосами, гладко зачесанными назад, была в элегантном черном коктейльном платье и розовой шляпке с черной кружевной вуалью, размывавшей черты лица и позволяющей разглядеть только смуглую кожу и алые губы.
— Привет, Марта, — сказала Фаррел, присаживаясь в кресло рядом.
Марта отвела глаза от стриптизера, улыбнулась и ответила с мягким восточноевропейским акцентом:
— Я знала, что увижу тебя здесь, сестра.
Профессор вдыхала пряные духи женщины, как волшебный эликсир.
— Я не могла не прийти.
Марта провела кончиками алых ногтей по запястью Фаррел.
— Понимаю. Ну что, пусть начнутся игры?
К семи вечера внимание мировой телеаудитории было приковано к великолепному стадиону «Миллениум» в Олимпийском парке, выросшем на месте старых доков и ветхих кварталов. На шестистах с лишним акрах раскинулся стадион, где сегодня собрались восемьдесят тысяч счастливых поклонников спорта, Олимпийская деревня и много современных спортивных комплексов, включая велодром, площадки для баскетбола и гандбола и бассейны с вышками для прыжков в воду.
Все спортивные сооружения отличались элегантностью и оригинальностью, но в качестве эмблемы парка и символа Лондонской олимпиады выбрали «Арселор Миттал Орбит» британского архитектора Аниша Капура. Ажурная башня высотой триста семьдесят семь футов была выше Биг-Бена и статуи Свободы. Сооружение ржаво-красного цвета напоминало массивные пустые стальные руки, переплетенные, вывернутые и скрученные вместе, как спирали взбесившихся ДНК, вознесших на огромную высоту круглую смотровую платформу с рестораном, над которой одна из обезумевших ДНК склонялась в гигантском поклоне.
Из окна роскошного представительского «люкса» для членов ЛОКОГ над западной трибуной Найт рассматривал в бинокль массивную чашу для олимпийского огня, установленную на помосте на крыше смотровой платформы, не представляя, как этот огонь собираются зажигать. От этих мыслей его отвлек комментатор канала Би-би-си, вещавший с экрана стоящего рядом телевизора. Почти четыре миллиарда зрителей включили сейчас прямую трансляцию церемонии открытия Олимпиады.
— Питер, — сказал сзади Джек Морган. — Тут кое-кто хочет с тобой поговорить.
Опустив бинокль, Найт обернулся. Рядом с владельцем «Прайвит» стоял председатель ЛОКОГ Маркус Моррис. При прежнем правительстве лейбористов он был популярным министром спорта.
— Моррис, — представился он, обмениваясь рукопожатием с Найтом.
— Большая честь, — отозвался Найт, пожимая руку экс-министру.
— Я хотел бы узнать, что дословно сказал перед смертью Ричард Гилдер о Дентоне Маршалле, — произнес Моррис.
