Фурии? Это не может быть совпадением. Когда-то меня осенило, что ненависть была дарована мне при рождении; так и теперь я сразу поверил, что девушки встретились мне не без причины.
Голова раскалывалась, но я наклонился к старшей и спросил:
— Ты военная преступница?
Она повернула ко мне свои мертвые черные глаза и ответила, словно выплюнула;
— Я не преступница, как и мои сестры. В прошлом году боснийские свиньи убили наших родителей и четверо суток насиловали меня и сестер. Будь у меня возможность, я застрелила бы каждую боснийскую свинью. Раскроила бы им черепа. Убила бы их всех, если бы могла.
Ее сестры, должно быть, понимали большую часть того, что говорила старшая, поскольку тоже обратили на меня взгляды своих мертвых глаз. Шок от взрыва, жестокая пульсирующая боль в голове, гнев, вспыхнувший, как авиационный керосин, мертвые глаза сербок, миф о фуриях — все это сложилось воедино, заставив меня почувствовать, что происходящее предопределено.
В участке боснийцы пристегнули девушек к тяжелым деревянным стульям, привинченным к полу, и заперли. Местные телефонные линии не работали, как и здешние сотовые с их примитивными вышками. Мне, впрочем, предложили подождать, пока вызовут подкрепление из миротворцев, которые увезут меня и сербок.
Когда босниец, говоривший по-английски, вышел из комнаты, я перехватил автомат поудобнее, подвинулся к старшей из девушек и спросил:
— Ты в судьбу веришь?
— Отстань.
— А в предопределение?
— Почему ты спрашиваешь?
— Твоя судьба как пленной военной преступницы — смерть, — ответил я. — Если вас изобличат в убийстве нескольких десятков невооруженных парней — это геноцид. Даже если ты с сестрами мстила за групповое изнасилование, тебя все равно повесят — таково наказание за геноцид.
Она надменно подняла голову.
— Я не боюсь умереть. Мы убивали чудовищ. Это была справедливость. Мы вернули в мир утраченное равновесие.
Чудовища и фурии, подумал я, все больше оживляясь.
— Возможно, но ты умрешь, и на этом твоя история закончится… — Я помолчал. — А если у тебя иная судьба? Может, вся твоя жизнь была подготовкой к этой минуте, к этому месту, к этой ночи, когда ваши судьбы совпали с моей?
Она в замешательстве переспросила:
— Что значит — судьбы совпали?
— Я вытащу вас отсюда, — сказал я. — Дам вам новые документы, спрячу вас, позабочусь о тебе и твоих сестрах. Я дам вам шанс выжить.
— А взамен?
Посмотрев ей в глаза, я заглянул в душу.
— Ты будешь рисковать жизнью, чтобы спасти меня, как я сейчас рискну своей, чтобы спасти вас.
Девушка искоса посмотрела на меня, повернулась к сестрам и затараторила что-то на сербском. Несколько секунд они ожесточенно спорили шепотом.
Наконец та, которая говорила по-английски, спросила:
— Ты можешь спасти нас?
Звон в голове остался, но туман рассеялся, оставив меня в состоянии почти наэлектризованной ясности. Я кивнул.
Она уставилась на меня своими мертвыми глазами.
— Тогда спаси.
В комнату вернулся босниец, говоривший по-английски.
— Какую ложь тебе рассказали эти адские отродья? — спросил он.
— Они хотят пить, — ответил я. — Просили воды. Телефонной связи по-прежнему нет?
— Пока нет, — ответил он.
— Хорошо. — Сняв автомат с предохранителя, я навел его на людей, пленивших фурий, открыл огонь и уложил всех до единого.
