Нет, чего только люди не выделывают, когда начитаются газет и наслушаются радио.
Значит, так, жила да была семья Паншиных. Старший брат Виталий Андреевич. Мужчина такой представительный, но без живота. Так это спину гордо держал — имеет право на всех чуть свысока поглядывать. А инженер-полковник. Правда, в отставке, но все одно — инженер-полковник. Потому ходил гордо и на всех посматривал чуть свысока. Жена и двое детей. Это важно? Важно. Вот как их звали — это неважно, но что они были — это важно.
Далее — сестра Мария Андреевна, младше на три года. Сестренка младшая. Правда, ее так сложно — Мария Андреевна — никто не называл. Нет, коротко и ясно — Маня. И у нее была дочь, тоже Мария. Ее все звали Машей. Значит, обе Марии, но мать — Маня, а дочь — Маша. Нормально. Маня работала на галошной фабрике, конвейер, пять лет до пенсии, а Маша три года повертелась зоотехником, но однажды почуяла в себе силу невероятную: я могу не только что животных лечить, но даже людей.
То есть тут так. Вот у человека есть внутренняя оболочка и наружная оболочка. Вот если поражается внутренняя оболочка, то это будет сглаз, а если наружная — то это уже порча. А может, и наоборот. Не в этом дело, она же ученая, Маша, и ей лучше знать. Главное, своей энергией Маша эти оболочки исправляла. Она даже и диплом экстрасенса мирового класса раздобыла.
Да, а замужем не была, то есть всю энергию расходовала на людей. Да, ты свою энергию тратишь, она, конечно, из космоса, но подзаряжаться надо и земными способами, словом, Маша время от времени поклюкивала. Все понятно, для подзарядки это полезно, а для своего здоровья вредно, и это каждому известно. Однако не для себя живем, для людей, и иной раз приходится наносить ущерб собственному здоровью, что сделаю я для людей, сильнее грома крикнул Данко.
Значит, брат и сестра. Виталий Андреевич и Маня. А был у них когда-то средний брат Юра, его в семье звали Юшей, но десять лет назад он помер от туберкулеза. У него двое сыновей осталось. Как их звать, неизвестно. Да это и неважно. Главное, жизнь продолжается, вот отец помер, а сыны живут. А как их звать и чем они занимаются, это неважно. Да и неизвестно. Люди — и это в них главное.
Значит, брат и сестра. Но жива была и маманя. Восемьдесят два года, маленькая, худенькая, волосики что весенний одуванчик перед облетанием. Однако что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню. Нет, не так. Маманя помнила, что было именно с ней, но не сегодня или вчера, а исключительно в ранней молодости. Да, тут важно, где именно люди жили. У Виталия Андреевича трехкомнатная в Фонареве, у Мани и Маши двухкомнатная в Губине, то есть брат и сестра жили в десяти километрах друг от друга. Две остановки на электричке. И маманя жила в Губине. Собственный большой дом, залив виден, пять комнат и с этим, с как его, с мезонином. Собственно говоря, родительский дом.
Да, но ведь что-то с памятью моей стало. Дом хоть и большой, но маманю одну в нем не оставишь. Ну ладно, летом в доме жила Маня и дети Юши — Виталий Андреевич жил на своей даче, десять соток, домик, сад. А зимой? Два года маманя жила то у дочери, то у сына. Так договорились — по очереди, нельзя же мамочку в беде бросать.
Да, но дочь брала маманю все с большим и большим скрипом, всякий раз жалуясь, что Маша недовольна, мол, из-за старухи у нее никак не налаживается личная жизнь.
В общем, так, Виталий Андреевич был не только старшим сыном, но именно что главой семьи. И вообще он маманю любил. Даже и жаловался, что маманя из всех детей больше любила дочь: мол, без мужа и простая рабочая, дышит резиновой пылью, это для здоровья очень неполезно, а старший сын и так в жизни хорошо устроился, он, так получалось у Виталия Андреевича, и без ее любви нормально живет. Ну, так не так, но у Виталия Андреевича получалось, что именно так. А он, значит, маманю любил. Сам признавался: как подумает, что Маня кричит на мать, а Маша попрекает бабульку куском хлеба, так капает на сахар валидол.
