Смущало только то, как легко она прилетела.
Вот ты — древняя могущественная раса, наблюдавшая взлет и падение многих цивилизаций, видевшая (и уцелевшая при этом) зведные войны, которые радикально меняли астрономическую карту галактики, устроившая этой самой галактике самый масштабный в ее истории аттракцион, и вдруг тебя так запросто, практически мимоходом, уделывает заштатный искин цивилизации, с которой ты раньше на одном поле бы не сел.
То ли вы, ребята, совсем выродились, то ли тут что-то не так.
Звуки боя затихли.
В голове начала выстраиваться конспирологическая теория о том, что мне показали какой-то спектакль. Что это была не та планета, не те Архитекторы, и вообще никто не умер.
Следующая теория было не столько конспирологическая, сколько параноидальная. Может, мне только показалось, что я вернулся из инфосферы планеты в реальный мир и учинил в нем реальную бойню, а на самом деле я все еще валяюсь в подвале дома Селены и фантазирую, как я здорово всех тут победю. Или побежу.
Проще говоря, отбуцкаю.
Проблема этой теории заключалась в абсолютной невозможности ее верификации. У меня ведь даже ложки нет.
Решив не забивать себе голову всякими пустяками и вести себя так, словно я вернулся в реальный мир, по крайней мере, до тех пор, пока я не смогу доказать его нереальность, я двинул на выход.
Звуки боя возобновились.
Конвейер они там установили, что ли?
Стоило мне войти в зал финальной битвы, как я сразу же узрел искомое доказательство нереальности всего происходящего.
Имел место привычный азиат.
Имел место атлетически сложенный молодой мужчина, по пояс голый и совершенно безоружный.
Имело место схватка.
И вроде бы, все так, как и должно было быть, но это не азиат разбирал на запчасти гостя, а гость гонял азиата по всему залу.
Понаблюдав за схваткой еще секунд тридцать, я сделал еще одно удивительное открытие. Они дрались не всерьез.
Это был явно ученый бой. Движения обоих были не такими быстрыми, как могли бы быть, а смертоносные удары, ломающие кости и рвущие внутренности, сдерживались в последний момент, только обозначая точку касания.
Парнишка был спецом высокой квалификации, я физрук, я такие вещи сразу определяю, в конце концов, я таких ребят видел изрядно и часть из них сам тренировал.
Ну, не совсем таких, конечно.
Если вы позволите мне аналогию из области прекрасных искусств, я учил играть на скрипке обычных, пусть иногда и очень талантливых людей.
А это был Паганини.
Я решил их не отвлекать и вдоль стены направился к выходу из зала, но они меня заметили, и схват кату тоже остановилась. Что еще раз доказало мою теорию о ее тренировочной природе.
– Привет, – сказал Паганини и показал на азиата. — Ты к нему?
– Мы уже виделись, — сказал я.
– А драться будете? Могу уступить свою очередь, если очень надо.
— Я не хочу, – сказал я.
– Нет необходимости, – сказал азиат. – Он достоин.
– Так вы уже дрались? — на лице Паганини появилось уважение. – Задал, значит, трепку нашему Брюсу?
-- Брюсу? – немного удивился я.
– Надо же его как-то называть, – сказал Паганини. – Он не возражает. Раньше у него вообще имени не было, представляешь?
– Жуткая история, – сказал я.
– Кстати, об именах, – сказал Паганини. – Я – Борден. Гарри Борден.
Имя показалось мне странно знакомым, но где и при каких обстоятельствах я его слышал, я вспомнить не мог. И был уверен на сто процентов, что вижу этого парня в первый раз.
– Чапай, – сказал я.
– Американец?
– Русский.
– А почему бита для бейсбола, а не для лапты?
– Так исторически сложилось.
– А ты вообще откуда взялся?
– Оттуда, – сказал я, показывая на неприметную дверь в стене.
– И что там?
– Уже ничего.
– Ладно, перефразирую вопрос, – сказал Гарри. – А что там было раньше?
– Я сам толком не разобрался.
– Экзистенциальная фигня, – сказал Гарри. – Не уверен даже, что хочу знать больше.
– Замечательно, – сказал я. – Потому что я больше и не расскажу.
– Ладно, здесь у каждого своя война, – сказал Гарри. – Я так понимаю, что ты и есть подлый приспешник?
Это было какое-то совершенно новое определение. Так меня еще никто не называл.
