В мае 1856 года в письмах Марьи Димитриевны вновь зазвучали тревожные ноты. То она пишет, что грустит и тоскует, то вдруг заявляет:
«мы слишком много страдали, слишком несчастны, чтобы мечтать о браке»,
она не составит его счастья, лучше обо всем позабыть, ото всего отказаться. Единственное, о чем она его просит, это похлопотать о Паше, ему уже идет девятый год, его надо определить в какое-нибудь закрытое учебное заведение.
Измученный всей этой перепиской с её чередованием холода и жара, Достоевский решается на крайний шаг: необходимо личное свидание с Марьей Димитриевной, надо выяснить все и переговорить с глазу на глаз. И значит надо ехать в Кузнецк.
После долгих хлопот и всяческих ухищрений Достоевскому удалось заручиться помощью батальонного командира, знавшего обо всех его любовных треволнениях. Унтер-офицер Достоевский получил служебное поручение отвезти в Барнаул фургон с веревками. А от Барнаула до Кузнецка не слишком далеко. И Достоевский пустился в дорогу с надеждой через несколько дней увидать и обнять Марью Димитриевну.
Достоевский тайно уехал из Барнаула в Кузнецк, мечтая, что свидание с женщиной, на которую, по его собственному выражению, он «имел права», разрешит все сомнения и трудности. Но вместо радостной встречи в Кузнецке его ждал страшный удар. Он вошел в комнату к Марье Димитриевне, и она не бросилась ему на шею: с плачем целуя его руки, она закричала, что все потеряно, что брака быть не может — она должна признаться во всем: она полюбила другого. Этот другой, Николай Борисович Вергунов, родом из Иркутска, учитель начальной школы, был довольно красивый 24-летний молодой человек, и Марья Димитриевна увлеклась им физически, завязав с ним интимные отношения, и даже подумывала о том, чтобы выйти за него замуж. Достоевский выслушал её рассказ, стиснув руками голову, потом заметил, что Вергунов когда-нибудь попрекнет её за то, что она хотела только сладострастия. Марья Димитриевна сперва приписала эти слова ревности, но потом задумалась и опять начала плакать. Она теперь не верила ни в чью любовь. Напрасно Достоевский в долгой беседе пытался понять её истинные чувства и определить отношения между ней и Вергуновым.
Вместо мнимого «солидного» жениха, за которого Марья Димитриевна якобы готова была выйти «по расчету», Достоевский нашел в Кузнецке счастливого соперника, бывшего едва ли не беднее его самого.
Марья Димитриевна настаивала на его встрече с Вергуновым:
«с ним я сошелся, он плакал у меня, но он только и умеет плакать»,
с горечью заметил Достоевский.
Чтоб не обижать Вергунова, Достоевский скрыл свои собственные переживания и спокойно рассуждал о шансах возможного брака Марьи Димитриевны с молодым учителем. Ему приходилось взвешивать свои слова и пускаться на мелкие хитрости:
«я знал свое ложное положение, — пишет он Врангелю, — ибо начни я отсоветовать, представлять им будущее, оба скажут для себя старается, нарочно изобретает ужасы в будущем».
Но что бы он ни говорил Марье Димитриевне, он прекрасно понимал, что она чувствовала себя госпожой и владычицей по отношению к новому другу, а он был её жертвой.
«Она предвкушала наслаждение любить без памяти и мучить до боли того, кого любишь, и именно за то, что любишь, и потому-то, может быть, поспешила отдаться ему в жертву первая».
Эти слова о Наташе из «Униженных и оскорбленных» вполне применимы к Марье Димитриевне и к её отношениям с Вергуновым и, как это ни странно, с Достоевским. Она и мучила их обоих, и сама из-за них мучилась, и в этом соединении морального и любовного садизма и мазохизма находила особое наслаждение. И это её болезненное, сложное ощущение перекликалось с такими же тенденциями Достоевского. Ему было тяжело, мучительно, и самая острота его страдания вызывала холодок восторга, Напряженность, необычность обстоятельств, слезы и страсть, обида и желание — все это соединялось в невыразимо жгучее ощущение интенсивности бытия. Моментами ему казалось, что он теперь любит её больше прежнего — за её измену, за мучительство, за оскорбление.
Его охватывало неодолимое стремление все отдать Марье Димитриевне, пожертвовать своей любовью ради её нового чувства, уйти и не мешать ей устраивать жизнь, как ей хочется.
