Эзотерическое подполье Британии - страница 9

. В конце концов выяснилось, что мы занимаемся астральной проекцией, и преподаватели отнеслись к этому настолько серьезно, что начали нас спрашивать, в чем она состоит и связано ли это с чтением мыслей, поскольку „мы не думаем, что вы должны это делать!“. Как можно объяснить людям то, во что они не верят и при этом не хотят, чтобы вы этим занимались? Моим родителям послали письмо, где говорилось нечто вроде: „Боюсь, у Джеффри снова возникла эта нездоровая страсть к оккультизму. Мистер Дэвид Томлинсон просил нас вмешаться. Есть ли у Джеффри письма от учителя, с которым переписывался он и Генри? Мистер Томлинсон беспокоится, что здесь может иметь место насилие“. Но ничего подобного не было. Это была добрая, искренняя дружба, но того учителя все равно уволили, а однажды в школу приехал Дэвид Томлинсон в своем лимузине, и когда я сошел с автобуса, меня подозвал его шофер: „Мистер Томлинсон хочет тебе что-то сказать“. Кто это, подумал я, может, учитель? Но он затащил меня в машину, усадил там и спросил, не было ли у того учителя связи с его сыном. Я был в шоке! Он потребовал любые письма, которые у меня есть, потому что очень хотел прищучить того парня. Я испугался, распахнул дверь и начал орать. А ведь это был мужик из Мэри Поппинс, что делало его еще более страшным!»

Бэланс узнал об оккультисте Алистере Кроули через другого интересующегося учителя, Дэвида Ирвина, который тоже помогал питать его лунатический аспект. «Я с ранних лет учился не следовать никаким убеждениям и верованиям и создавать собственные ритуалы, — объясняет он. — У меня вся спальня выполняла у окна ритуалы полнолуния, а я на них кричал, чтобы они сконцентрировались и проецировали себя на луну. Входил учитель, включал свет, и — это что еще такое? Меня несколько раз пытались выгнать, а когда я спрашивал, за что, они отвечали — за подрывное поведение. Чем бы ты ни занимался, больше этого не делай».

Ранний интерес Бэланса к подрывному шаманизму усилился после открытия дадаизма и таких художников-сюрреалистов, как Курт Швиттерс и Макс Эрнст. Но его поведение становилось все более неуравновешенным, кульминацией чего оказалось нападение на другого школьника. «Я пытался задушить его голыми руками, — вспоминает он. — И я бы его убил, не войди в тот момент кто-то. Я чувствовал, что родители отворачивались от меня. Сейчас мне ясно, насколько я был тогда двинутым. В своем шкафчике я установил алтарь с лошадиной головой от шахматной фигуры и посыпал его тальком, на котором рисовал символы, чтобы призвать НЛО, и они бы меня забрали». В то время Бэланс решил, что он шизофреник. Но скорее всего, это была реакция сверхчувствительно ребенка на стресс и оставленность. Один раз он встретился с психотерапевтом, который спросил его, почему он каждую ночь с головой укрывается одеялом, и предложил печенье с розовой глазурью — психотерапия семидесятых. «Я сам проделывал тесты Роршаха, — говорит Бэланс. — Сам учился йоге. Учителя будили меня по ночам — потом их за это уволили, — все упившиеся шерри, и вели к кофейному столику, где просили показать двойной лотос или походить на руках. Я был для них игрушкой. В школе меня прозвали „псих“, но мне нравилось. Я всегда был очень честен относительно своей сексуальности и убеждений. К примеру, я всегда говорил, что я язычник, и это неизбежно приводило к конфронтации. Мы ходили в Низкую католическую церковь, и я отказывался говорить слова или петь гимны, кроме The Holly & The Ivy и Oh Come, Oh Come Emmanuel».

Лет с девяти Бэланс знал, что он гей. «Однажды в школьном лагере я ужасно огорчился, потому что ходил в кино на фильмы ужасов с одним двадцатилетним парнем из ВВС, и между нами могло что-то быть, но в конце концов ничего не случилось, и все каникулы я был в расстроенных чувствах. Во время каникул я обычно оставался в школе, никогда не ездил домой». Хотя Бэланс продолжал встречаться с девушками, постепенно он переспал со многими своими соучениками. Скоро он разузнал, кто из них с кем спит. Используя эту потенциально изобличающую информацию, он развил сложную барочную систему манипулирования людьми. «Я был таким изнеженным, что родители могли легко обо всем догадаться, — признается он. — Вместо того, чтобы играть в футбол, я выделывал пируэты вокруг шеста у края поля! Мой папа подходил и шлепал меня по заднице за то, что я „чертов неженка“ — он все видел из окна. Маленьких неженок всегда можно заметить, потому что они останавливаются и нюхают цветы, пока остальные колотят друг друга по башке. Впрочем, я воспитал в себе твердость. Как только кто-то пытался меня затравить, я их сильно бил или колол им руку циркулем, так что в конце концов меня оставили в покое, решив, что я двинутый. Сделайте что-нибудь экстремальное, и об этом все очень быстро узнают».