. Сотни убитых евреев, подожженные дома и синагоги, облава на интеллигенцию — врачей, адвокатов-евреев — и их депортация в концлагеря, крупнейший из доселе устраивавшихся погромов, и всё это потому, что в Париже был убит советник немецкого посольства Эрнст фон Рат! Нашли предлог! Говорили даже, что один из концлагерей находится в нескольких километрах от Мюнхена, рядом с поселком Дахау. Он вспомнил, как гулял с отцом в окрестностях Дахау. Подумал о своем друге Пауле Эренфесте, с которым вместе учился: покончил с собой. Многие представители еврейской буржуазии успели бежать, прежде чем границы Германии были закрыты. Многие укрылись во Франции. Некоторые — в Англии. Эйнштейн подумал о Фрейде, старике, вынужденном скрываться. Самый блестящий ум на земле. Подумал о их переписке. «Дух войны». Ему стало почти смешно. Он представил себе миллионы евреев в Польше и России, уже согнанных в гетто, и без того уже узников. Он не забыл, что его дальние предки были родом из этих мест, жили в этих местечках. Эти штетли
[87] — настоящие мышеловки, к которым уже тянет когтистую лапу немецкий кот. Он подумал о пирующих немецких толпах. Он видел репортажи с «черных месс» в Нюрнберге, присутствовал на показе фильмов нацистской пропаганды, в которых его единоверцев уподобляли крысам. «Еврейская нечисть», — говорили они. В кинохронике показывали выступления Гитлера, всё более неистовые, всё более конкретные в плане его намерений. Объявление тотальной войны между арийцами и евреями. Играет ли Бог в кости на судьбу людей? Он снова представляет себе, как в Берлине сжигают книги. Вспоминает о детях в лохмотьях из Польши. Потом думает о своем сыне Эдуарде. Радуется, что Эдуард в надежном месте, в Цюрихе. Лучше не представлять, что бы сделали эсэсовцы с сыном Эйнштейна. На ум приходит их последняя встреча. Его младший сын во власти демонов, сквозящих в каждом его взгляде. Из воды выскакивает рыбка. Блеск ее чешуи привлек к себе его взгляд. Он вдохнул полной грудью морской воздух. Потом направил лодку к пристани. Он неплохо провел день. Завтра, увы, лодка останется у причала. Завтра к нему приедет его вечный сообщник Лео Силард вместе с Юджином Вигнером
[88], его молодым соседом по Принстону. Чего им еще от него надо? Он уже отдал всё, всё самое лучшее, что в нем было.
Он утратил навык общения с физиками. Он больше не интересовался современной наукой. А современная физика не интересовалась им. Последний визит состоялся прошлой зимой. Его вечный друг и соперник, Нильс Бор, приехал к нему в Принстон. Но посреди зимы 1939 года Нильс приехал из Копенгагена не за тем, чтобы обсуждать квантовую механику. Разговор вовсе не походил на дискуссии ученых. Он был чреват историческими последствиями.
Бор, оставшись в Европе, в Копенгагене, продолжал сотрудничать с берлинскими физиками. Бор приехал, чтобы сообщить ему ужасающую новость. О значительном продвижении исследований немецких физиков в области атомной энергии. В 1905 году одна из пяти статей, опубликованных в «Анналах», завершалась знаменитой формулой:
Е = тс>2.
Энергия пропорциональна массе вещества с колоссальным коэффициентом, который равен квадрату скорости света — 300 тысяч в квадрате!
Если взять тяжелое вещество, можно получить огромную энергию. А ведь есть такое вещество, которым до сих пор никто не интересовался. С ядром, которое больше и тяжелее, чем у всех остальных известных веществ. Это вещество — уран.
Если применить эту формулу, то один-единственный атом этого вещества способен выделить колоссальную энергию. Конечно, эта энергия не воздействует на вещество, если не нарушить его структуру. Атом сохранит свою мощь. Мир находится в состоянии стабильности, внутреннего равновесия. Когда Эйнштейна спросили в свое время, да и потом, считает ли он возможным высвободить энергию атома во время какого-нибудь опыта, ученый дал уклончивый ответ. Он счел это теоретически возможным, но не попытался установить, так это или нет. По правде сказать, он в это не верил. Он не знал, что росчерком пера проложил дорогу самому ужасному научному открытию XX века, а может быть, и всех времен.
