Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия - страница 20
После реставрации монархии Стюартов в 1660 г. один из первых актов короля Чарлза II, касающихся Шотландии, определяет три высших категории дворянства как «пэры, баронеты и рыцари». Он же приводит и более подробную классификацию с перечислением суммы, которую при повышении в сане «должно платить всем шотландцам в пределах владений короля и всем англичанам, кои возымеют какую-либо почесть или достоинство в королевстве Шотландском: за герцога 260 фунтов; маркиза 220 ф.; графа 180 ф.; виконта 120 ф.; лорда 80 ф.; рыцаря-баронета 60 ф.; рыцаря 40 ф.; все в шотландской монете»[84]. В этом и других документах ясно отражена структура верхнего слоя шотландского дворянства XVI–XVII вв., но вопрос о его низших слоях или границах с остальными сословиями в силу социальных особенностей Шотландии куда более запутан и трудно разрешим.
В любом обществе, во всяком случае в Европе, ни одно сословие, включая дворянское, не отличалось абсолютной замкнутостью. Однако в Шотландии, где также в определенной мере различимы знакомые по другим странам сословия, границы между ними, как и между отдельными прослойками внутри них, были крайне зыбкими и неуловимыми. Непосредственный владелец и пользователь земли в материальном и социальном плане стоял гораздо ближе к ее собственнику, чем в большинстве стран, а горизонтальная (клановая) структура общества часто оказывалась прочнее вертикальной (феодально-иерархической). Бурная история средневековой Шотландии, исполненная жестоких политических, религиозных, родовых междоусобиц, практически не знала сословно-классовых крестьянских или городских движений, столь обычных в иных местах. Шотландский парламент редкий пример среди представительных собраний Европы не делился на сословные курии и всегда оставался однопалатным; фригольдеры и горожане восседали в нем рядом с герцогами и прелатами. Расплывчатые границы сословий открывали большие возможности для перемещений во всех направлениях, и уровень социальной мобильности в шотландском обществе был очень высоким.
Некоторые англоязычные, в том числе шотландские, историки сужают понятия «nobles» и «nobility», ограничивая их исключительно высшей знатью, аристократией[85]. Но поскольку дворянство нигде не состояло из одних магнатов, такой подход вряд ли оправдан, тем более в Шотландии, где, как уже отмечено, не было отчетливых социальных преград, а лордов и мелких дворян разделяла меньшая дистанция, чем пэров и джентри в Англии или грандов и идальго в Испании. К тому же источники, в частности ранние (до середины XV в.) парламентские акты Шотландии, упоминают совместно о «графах, баронах и фригольдерах» либо, вместо последних, о «прочих дворянах» (other nobles)[86].
В документах, начиная с позднего Средневековья, и в трудах историков последних столетий средние и мелкие дворяне обозначаются общим термином «лэрды» (lairds). Это шотландское слово произошло от английского lord, но получило совсем иной смысл; вместе с тем термин «лорд» был сохранен в Шотландии в его обычном значении крупного землевладельца, барона или магната, а также в качестве почетного титула.
Социальный и политический вес средних и мелких феодалов в XVI–XVII вв. стремительно возрастал. На «Реформационном парламенте» 1560 г., который вывел шотландскую церковь из-под юрисдикции Рима, запретил служение мессы и одобрил протестантское «Исповедание веры», присутствовало более сотни лэрдов, хотя прежде мелкопоместные дворяне редко вызывались в парламент[87]. Лэрды оказались решающей военно-политической силой не только в ходе реформации, но и в революционных событиях 1637–1651 гг., что еще более укрепило их социальную роль. Поддержки лэрдов в равной степени добивались и короли, раздавая им земли, должности и титулы, и магнаты посредством клановых связей и «договоров о преданности».
