Судя по косым лучам солнца, которые заливали комнату, день уже давно перевалил свою половину. Сгорая от любопытства, деревья совсем, как бывало в детстве, исподтишка заглядывали в комнату. «Терем, теремок! Кто в тереме живет?»
Дело шло к вечеру, а Дмитрий еще ровно ничего не узнал. «Надо быть собраннее!» Встал, плеснул в лицо воды. Открыл компьютер. Прорва файлов. Как в них разобраться? Мелькнула мысль: «Не посмотреть ли почтовый ящик?» Ключа не было, проку от него тоже. Ящик пуст, почту явно забирали. Наклеил записку с просьбой «зайти в квартиру к господину Пивоварову». Расспрашивать соседей нет смысла: что Америка, что Германия, все едино. Никому дела нет: «Не суйся в мое жизненное пространство, я тебя не знаю и знать не хочу».
«Ну, где же Эля? — с невольным раздражением встрепенулся Дмитрий в поисках виноватого. — Куда она запропастилась?»
Будто испугавшись его мыслей, зазвонил телефон. Заливчато и требовательно.
— Дмитрий, ты уже здесь? Как долетел? Передохнул с дороги? Как себя чувствуешь?
Вставить слово было трудно, но необходимо.
— Когда ты сможешь приехать?
Элеонора была всего на год-два старше, с ней можно без церемоний.
— Я и говорю, через час… Нет, пожалуй, через полтора буду.
Заранее согласованные встречи в Германии — дело святое. Дмитрий в очередной раз мог в этом убедиться. Не прошло и полутора часов, как Эля позвонила в дверь. Ключ у нее был, она просто соблюдала правила вежливости. Из сумки вытащила изрядный запас снеди. Дело не лишнее. Сыр, колбаса, яйца, хлеб, молоко, ветчина, какие-то банки…
— Ты что думаешь, я на месяц сюда прибыл?
— Ничего не думаю. Съешь, не заметишь. Насмотрелась я на вас, мужиков, на своем веку. Все вы обжоры…
— Не заводись. За припасы спасибо. Сколько я тебе должен?
— Сочтемся… — подобрела Эля.
Они раньше встречались, хотя мельком. Сейчас Дмитрий имел возможность рассмотреть ее внимательно. Пялить глаза, конечно, не пристало, но и нескольких секунд хватило. Элеонора была хороша собой и знала это. Черные глаза со смешинкой. Темно-каштановые волосы, разбросанные по плечам. На солнце вспыхивали в них красные, рыжие, тициановские огоньки. По полной программе, но почти незаметная косметика. Пухлые, слегка приоткрытые губы. И уж совсем сногсшибательные зубы. Как на рекламе «Aquafresh».
Кожа сохранила молодую прелесть, женственная фигура не успела заплыть жиром — эта опасность предвиделась впереди. Тем не менее угадывалось, что время, которое природа отвела ей на соблазнение мужчин, неумолимо сокращается. Давно пора было подумать не о восторженных кавалерах — «ну их всех к лешему, осточертело, если не сказать круче», — а о том, чтобы иметь свой дом, пусть недотепу, но мужа, деток, которые бы ползали по ковру и ломали игрушки, царапали и разрисовывали мебель. Эле казалось, что дети, которые что-нибудь портят в доме, — символ и предел женского счастья. Наверно, потому, что ее детство давно отлетело. Прошло в строгости, много поломать не довелось. «Проходит не детство, проходим мы», — все чаще с грустью вспоминала Эля восточную мудрость.
Выпили по чашке кофе, заели бутербродами. Эля извлекла даже бутылку из заветного тайничка, рада была показать себя хозяйкой в доме. Дмитрий, казалось, все еще пребывал в полете. Двое последних суток слепились, склеились в один безразмерный день. Эля пыталась его растормошить.
— Давай устраивать военный совет в Филях. Что будем делать?
— Может, сам объявится? — чувство беспомощности у Дмитрия не проходило, скорее нарастало. Так хотелось, чтобы кто-нибудь другой, большой и сильный, нашел брата. И чтобы все было, как раньше. Он прогнал эту мысль. «Брата нет. Большим и сильным предстоит быть мне самому».
— Что делать, надо рассмотреть все гипотезы. Одна другой хуже… — добавила Эля после паузы. И так как Дмитрий молчал, неуверенно продолжила: — Несчастный случай в море? Убийство? Нет, не могу… Не хочу и думать… Скажи, а загулять, запить, потерять голову, куда-нибудь с бабой сквозануть он не мог?
— Вроде бы нет… Не похоже. Ты же знаешь, он человек разумный, даже рациональный…
— А самоубийство?
