Это было просто фантастично: там, где еще минуту назад чудилось, будто густая каша тумана задушила всякую жизнь, ее вдруг оказалось даже чересчур много. По правому борту в поле обзора бинокля появились две темные полоски, довольно быстро продвигавшиеся вперед на самом краю горизонта, хотя из-за большого расстояния и довольно трудно было определить, что это. Очевидно, две английские гончие. Увидим, какие у них намерения; а пока нужно по кругу обозреть в бинокль другие сектора… И снова на самой линии горизонта тонкая ленточка дыма, постепенно рассеивающегося вдали и наконец совсем скрывшегося из виду. Теперь скорее назад, вправо, к обоим торпедным катерам: они так же велики, вернее, так же малы, как и прежде. Значит, следуют тем же курсом, что их лодка, и потому их на время можно выкинуть из головы. Но там, на противоположной стороне… в самом деле, ошибиться тут невозможно! Средней величины пароход плывет через канал, словно на воскресной прогулке.
Лютгенфельс на глаз определяет расстояние до корабля, примерный его курс и одновременно через мегафон отдает приказ к погружению лодки на глубину перископа. Потом еще раз бросает взгляд на невероятный подарок судьбы, самоуверенно продолжающий вдалеке свой путь; нет, это просто поразительно, такая счастливая случайность, и именно в тот момент, когда торпедные катера явно покидают охраняемую ими зону… Самое время! Офицер быстро покидает палубу и уже над самой поверхностью воды захлопывает за собой колпак, который с глухим стуком западает в прокладку люка.
Гарвей прислушивается к мерному гулу пароходных машин; они гудят приглушенно и легонько сотрясают палубу под ногами. Это успокаивает как бесконечно повторяемое заверение, что все в порядке, что все трудятся на своих местах — поршни, тяги, коробки передач, зубчатые колеса в машинном отделении, громыхающие лопаты в руках кочегаров, потрескивание огня в топках, укрощенная сила стремящегося расшириться пара…
Гарвей похлопывает поручень вдоль борта, точно шею коня; да этот корабль чем-то и напоминает большого коня, который несет его на своем крупе прямо к цели. Вся могучая сила, грохочущая в утробе парохода, теперь послушна его желаниям.
Забыты недавнее беспокойство и нетерпение, ведь самые головокружительные мечты — возвращение домой, к Бетси — вверены этому морскому гиганту. Прежде мучительное волнение ныне сменилось сознанием счастливой уверенности. Последняя глухая щель между ожиданием и исполнением имеет особый привкус предчувствия, примерно как если мы держим в руке подарок, но должны еще развязать ленту и развернуть бумажную обертку. Но и то и другое — уже удовольствие.
Найти пароход в зеркальце перископа было делом нетрудным. Теперь уточнить его курс и определить скорость. Бесчисленное множество раз отрепетированный тригонометрический метод. А когда и это было сделано, осталось придать собственной лодке такое направление, чтобы она под соответствующим углом и на соответствующую дистанцию приблизилась к цели. Математические таблицы скользили в пальцах Лютгенфельса, как игральные карты; теперь ему казалось, что он держит в руках самый крупный козырь. Остается еще передать приказания в машинное отделение. Наводчик и стрелок уже наготове.
— Увеличить скорость — моторы на четыреста ампер!
Напевное жужжание моторов забирает все выше.
Лютгенфельс пока оставляет верхушку перископа над водой. Вокруг нее пенится мелкая рябь с низкими гребешками, скрывающими веерообразную бороздку, которую оставляет в волнах трубка перископа. Времени достаточно и для того, чтобы пунктуально выверить курс обоих судов — преследуемого и преследующего.
Лютгенфельс диктует тоннаж преследуемого корабля, его характеристику: это пассажирский пароход, сейчас явно переправляющий солдат или военные грузы. Охранительное сопровождение в поле видимости не обнаружено. Причины? Второй офицер сообщает расстояние до английского берега. Очевидно, сторожевые суда уже сочли, что их задача выполнена. Лютгенфельс вспоминает два торпедных катера.
Но теперь уже нельзя терять времени, не то еще попадем под обстрел дуврских батарей.
