Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны - страница 39

---

Перейти на стр. ОК

---

Одесса, город мой,

Тебя мы не сдадим.

1941 г.

Ожидание

Мы двое суток лежали в снегу.

Никто не сказал: «Замерз, не могу».

Видели мы — и вскипала кровь —

Немцы сидели у жарких костров.

Но, побеждая, надо уметь

Ждать, негодуя, ждать и терпеть.

По черным деревьям всходил рассвет,

По черным деревьям спускалась мгла

Но тихо лежи, раз приказа нет,

Минута боя еще не пришла.

Слушали (таял снег в кулаке)

Чужие слова на чужом языке.

Я знаю, что каждый в эти часы

Вспомнил все песни, которые знал,

Вспомнил о сыне, коль дома сын,

Звезды февральские пересчитал.

Ракета всплывает и сумрак рвет.

Теперь не жди, товарищ!

Вперед! Мы окружили их блиндажи,

Мы половину взяли живьем…

А ты, ефрейтор, куда бежишь?!

Пуля догонит сердце твое.

Кончился бой.

Теперь отдохнуть,

Ответить на письма…

И снова в путь!

1942 г.

Елена Ширман

^{> (1908–1942)}

Путь сквозь сосны

Я думать о тебе люблю,

Когда роса на листьях рдеет,

Закат сквозь сосны холодеет

И невесомый, как идея,

Туман над речкою седеет.

Я думать о тебе люблю,

Когда пьяней, чем запах винный,

То вдруг отрывистый, то длинный,

 И сладострастный, и невинный,

Раздастся посвист соловьиный.

Я думать о тебе люблю.

Ручей, ропща, во мрак струится.

И мост. И ночь. И голос птицы.

И я иду. И путь мой мнится

Письмом на двадцати страницах.

Я думать о тебе люблю.

Май 1939 г. Переделкино

Письмо девушки-донора

Прости, не знаю, как тебя зовут,

Мой друг далекий, раненый боец.

Пишу тебе от множества сердец,

Что в лад с тобою бьются и живут.

Ты видишь?

Вся огромная страна

Склонилась, как заботливая мать,

Чтобы тебя от смерти отстоять,

Ни днем, ни ночью не уснет она.

Ты слышишь?

Весь бесчисленный народ

Единой грудью за тебя встает,

Чтоб сделать наши нивы и луга

Могилой для проклятого врага…

Мой друг далекий, ты меня прости,

Коль нужных слов я не смогла найти, —

Ты кровь пролил за Родину в бою…

Мой кровный брат,

Прими же кровь мою!

1941 г.

Захар Городисский(1922–1943)

Если мне смерть повстречается близко

И уложит с собою спать,

Ты скажешь друзьям,

Что захар Городисский

В бою не привык отступать.

Что он, нахлебавшись смертельного ветра,

Упал не назад, а вперед,

Чтоб лишних сто семьдесят два сантиметра

Вошли в завоеванный счет.

1943 г.

Михаил Кульчицкий (1919–1943)

Война ж совсем не фейерверк,

А просто — трудная работа,

Когда — черна от пота — вверх

Скользит по пахоте пехота.

Марш!

И глина в чавкающем топоте

До мозга костей промерзших ног

Наворачивается на чоботы

Весом хлеба в месячный паек.

На бойцах и пуговицы вроде

Чешуи тяжелых орденов.

Не до ордена.

Была бы Родина

С ежедневными Бородино.

1942 г.

Иосиф Ливертовский (1918–1943)

Папиросы

Я сижу с извечной папиросой,

Над бумагой голову склоня,

А отец вздохнет, посмотрит косо —

Мой отец боится за меня.

Седенький и невысокий ростом,

Он ко мне любовью был таков,

Что убрал бы, спрятал папиросы

Магазинов всех и всех ларьков.

Тут же рядом, прямо во дворе,

Он бы сжег их на большом костре.

Но меня обидеть не желая,

Он не прятал их, не убирал…

Ворвалась война, война большая.

Я на фронт, на запад уезжал.

Мне отец пожал впервые руку.

Он не плакал в длинный миг разлуки.

Может быть отцовскую тревогу

Заглушил свистками паровоз.

Этого не знаю.

Он в дорогу

Подарил мне пачку папирос.

1942 г.

Самуил Росин

^{>(1892–1941)}

Человек (Перевод с еврейского В. Гордиенко)

Вижу:

Из пепла возник

Чудовищный зверь,

Грозный властитель

Всех сил беспощадных и злобных,

Шаг его равен длине океана,

Дышит он ядом

И пламенем брызжет холодным,

Темный воитель.

Вон за той тучей

Хочет украсть

Человечье солнце.

Но навстречу ему

Молодая страна

В миллионном упоре,

Как один богатырь.

Поднялась,

Чтобы с горем и смертью поспорить.

Трудный час…

Черный час.

Но и сердцем

И разумом верю:

Человек победит зверя.

1941 г.

Леонид Розенберг (1924–1944)

Я вернусь.

С добытой победой,

Сквозь невзгоды и смерти промчась,

Я к тебе невредимый приеду

В долгожданный заветный час.

Я возьму тебя в свои руки

Так как могут лишь обнимать

Сыновья после долгой разлуки

Наконец обретенную мать.

И счастливая и молодая,

Все печали оставя в былом,

Ты сядешь со мною родная,

За праздничным нашим столом.

Так будет — я верю и, веря,

Все пройду и перетерплю.

Уж скоро на горле зверя

Мы смертельную стянем петлю.

А пока пусть и темен твой вечер.

Читать дальше

---

Перейти на стр. ОК

---