Евреи в русской армии: 1827-1914 - страница 4
Если даже историки-рационалисты сокрушаются — что же остается еврейской коллективной памяти? В одном из своих знаменитых рассказов (мы к нему еще вернемся в главе VII) Осип Рабинович, основоположник русско-еврейской литературы, описывает еврейского солдата, оплакивающего свою жизнь, растоптанную армией>{15}. Григорий Богров представляет еврейского солдатика христообразным мучеником>{16}. Ужасы рекрутчины пугают воображение маленького героя из рассказа Бен-Ами>{17}. Не случайно описание рекрутчины — краеугольный камень той самой «слезливой» концепции русско-еврейской истории, которая до сих пор преобладает и в еврейском коллективном сознании, и в новейшей русско-еврейской историографии>{18}.
Трагическое представление о месте и роли русской армии в еврейской истории было небеспочвенным. По сравнению с происходящим в Центральной и Западной Европе, в Восточной Европе распространение на евреев воинской повинности не повлекло за собой введения ни полного, ни даже частичного равноправия. Призыв евреев в армию привел к более глубокому, чем на Западе, разрыву между евреями-рекрутами и традиционной еврейской общиной. В отличие от Западной Европы, методы призыва русских евреев в армию и способы обращения с ними в рядах русской армии были до-современными, характерными скорее для позднефеодального, чем для капиталистического общества. Русская военная администрация, русская и русско-еврейская историография, русская и русско-еврейская литература, а также, разумеется, еврейская коллективная память неоднократно пытались объяснить эту особенность и пришли к общему заключению, что интегрировать евреев в русскую армию — дело невыполнимое.
Если сформулировать две противоположные точки зрения на проблему, окажется, что с точки зрения «еврейской»,
в тот момент, когда русский еврей надевал солдатскую шинель, он переставал быть евреем;
в армии — особенно во времена Николая I — евреи подвергались полной русификации, а также подневольному обращению в православие;
только евреи (и никто другой) были вынуждены отдавать своих детей восьми — двенадцати лет в батальоны кантонистов;
евреи в армии были униженными и оскорбленными, людьми растоптанных судеб, навсегда оторванными от своей семьи, общины и народа;
русская военная администрация и русская армия представляли собой самые антисемитские институции дореволюционной России;
российская военная и государственная бюрократия делала все возможное, чтобы обеспечить сегрегацию еврейских солдат в армии, воспрепятствовать их продвижению вверх по ступеням армейской иерархии и внедрить в сознание армии и общества антисемитские убеждения.
В то же время русская военно-государственная мысль полагала, что
евреи — этническая группа, наиболее «уклоняющаяся» от военной службы;
евреи-новобранцы как никто другой способствовали моральному разложению армии, они были постоянной причиной высокого уровня преступности и заболеваемости в войсках;
евреи — ненадежные и никудышние солдаты, слабо поддающиеся военному обучению и бесполезные в бою;
любое участие еврейских предпринимателей в делах армии приводило к их личному финансовому обогащению, а также к значительным потерям в личном составе армии во время военных кампаний, как это случилось, например, во время Русско-турецкой войны из-за еврейских поставщиков и подрядчиков;
евреи — главные зачинщики военных мятежей во время революции 1905 г., это они виноваты в разложении и развале армии в начале XX в.
Наше исследование представляет собой решительную переоценку подобного рода выводов и расхожих штампов. Все они — результат этноцентрического подхода, основанного на национальных предрассудках, как в первом случае, или продукт однобокого, изоляционистского подхода, игнорирующего сравнительный анализ и, следовательно, также основанного на предрассудках, как в случае втором. Наши методологические посылки принципиально иные. Мы рассматриваем вопрос о евреях в русской армии
