Когда Данилов загородил им дорогу, спросив: «Отец, куда ведет эта дорога»? – старик удивленно смотрел то на пленных фашистов, то на Данилова с Якубовым.
Данилов повторил вопрос, при этом уже серьезно добавив: «где мы находимся»? После этих слов старик как бешенный стал кричать – Ааааа!!!! – и вместе с внучкой быстро поехал дальше.
«Что за херня»? Якубов и Данилов пожимают плечами, а немецкие солдаты вообще без понятий, что тут происходит.
Оказывается, это был уже сентябрь 1946 (!) года. И действие происходило в Сибири, под Томском.
До сих пор под названием «странное дело» не раскрыто оно. Это быль, явь, печаталась даже она в журнале "Наука и Религия'' (1999 год, №5, стр.18).
Но военные эксперты забыли указать одну деталь.
Уже после войны Ярослав Данилов, отдыхая на рыбалке с друзьями, отозвался о Меере Якубове вот так:
– Ребята, ей богу, Меер страшно вонял, дикая от него исходила вонь. В казармах спать было невозможно. Даже те пленные фашисты, прижимали свои носы от страшной вони. И что главное, даже после баньки все равно разило от него дохлятиной. Будто за пазухой припрятал дохлую он крысу. От его зловония, отпрыгивали в сторону волки, собаки и всякая скотина.
Ужа ужалила ужица,
Ужу с ужицей не ужиться,
Уж уж от ужаса стал уже,
Ужа ужица съест на ужин.
Баку, 2003 год, декабрь месяц. Исаак Якубов прогуливался по тихим улочкам Баку. В лицо дул свежий ветерок, пахло морем и травой. Было 3 часа дня. Еще не вечер.
Это был сорокалетний человек, с гладковыбритым лицом, льдисто-голубыми пронизывающими глазами. Лицо Аполлона, рост под 183см (примерно), спортивная фигура, накачанные мышцы на каждом квадратном сантиметре тела проступали: природа явно не поскупилась, создавая этот выставочный экземпляр.
В то же время он был изящный, со своеобразной пластикой, с лукаво нежным, грустным обаянием.
Он родился в Ленинграде, на Лиговке, там учился в школе, потом переехал в Баку. Часто разъезжал по различным городам мира. Такая у него работа.
Родители скончались давно, жива была сестра. О ней знавал лишь то, что замужем она в Париже. Не общались они уже давно.
Сложным был человеком Исаак. В кругу приятелей он был больше известен как Иисус. Иногда бывал он щедрым, иногда скупым. То добрый, а порой и злой. То смел – то трус, то груб – то ласков.
Однажды он потратил на друзей целых миллион рублей. Это было в 1992 году, после распада СССР, когда уже была инфляция. И тем не менее, миллион был миллионом даже тогда. Он обмывал свой Мерседес. От этой щедрости друзья чуть не сошли с ума.
Гудели по ресторанам с утра до следующего утра – 24 часа. И буквально через недельку, он "скрысил", утаил от сестры своей 70 рублей.
Так сказать, _должность шута при скупом короле исполняет сам король. _ А вот еще был случай. Наехал он однажды на чеченца, за то, что тот выругался при женщинах. Было это в Баку, на московском проспекте, у обочины. С кулаками набросился Исаак на чеченца, и тот опешил, не ожидал такого выпада от внешне культурного парня. В результате чеченец сдрейфил, что бывает довольно не часто.
И параллельно с этим однажды Исаак струсил перед наглым студентом, который приставал на улице к его девушке. Как говорится, смелый убежит, но не уступит.
Странным был Исаак, очень странным. Но он знал, что скоро умрет, и что жить ему осталось не больше года. Болезни не было, он не болел. Он чувствовал смерть. Чувствовал, предвкушал, ощущал. Легко просто умереть, умереть красиво – вот что он страстно желал.
Он размышлял о своей жизни. У него умерла жена, сейчас он был вдовец.
Одинок, к тому же недавно уволился с работы. Работал в системе торговли.
Надоело ему все. Махнул на все рукой, и свобода! Какой смысл строить планы на будущее?
Исаак вышел из Синагоги на темную бакинскую улочку.
Он сейчас хотел свободы. Но сначала надо посетить могилу жены.
У него жена была тоже еврейка.
Два слова о ней. Шубутной она была, даже нервной. Могла затушить о язык зажженную сигарету, могла наблевать в холодильник, плюнуть туда. Часто голой танцевала на столе. Всякое было, это надо признать.
Исаак вспомнил свою свадьбу. Это был ужас! Кошмарный вечер, страшный сон! Он не мог вспомнить это без сердечного движения. Перед глазами ресторан Апшерон, восточный зал, 1989 год.
