Завод, куда Евгений был принят слесарем, более походил на кружок «умелые руки» на нынешней станции юных техников, чем на промышленное предприятие. ММ-старший был одновременно владельцем, директором, главным бухгалтером и главным конструктором. На заводе своем он проводил целые дни, а часто и вечера до глубокой ночи, занимаясь, однако, не столько вопросами основного производства, сколько техническими исследованиями и изобретательством, для которых заводская база была явно недостаточна.
Штат предприятия составляли три десятка работников, в основном таких же чудаков, как сам директор. Выпускал заводик несколько видов простейших сельскохозяйственных механизмов, маломощные двухтактные двигатели внутреннего сгорания по французской лицензии и каждые месяц-полтора — по какой-нибудь чудо-машине, которая обычно через два-три месяца выходила из строя и отвозилась в ангар, а проще — большой сарай на заводской территории, где долго и безнадежно ожидала «конструктивной доработки». Болезнью директора были автомобили.
ММ-старший, по собственному признанию, «ненавидел коммерцию». Вместо разворачивания производства сенокосилок и сноповязалок, что в сельскохозяйственной Орловской губернии могло бы превратить его в миллионера, он тратил все силы и средства на бесконечные эксперименты. Рабочих нанимал только «с искрой божией» и широким жестом «клал жалованье» в полтора раза больше, чем окрестные заводчики. Однако деньги платил нерегулярно по причине неровного финансового состояния хозяйства.
Знакомым ММ-старший сообщал доверительно о своей «слабости по машинно-конструкторской части». Соседи над ним посмеивались, а супруга сердилась и подвергала бесконечным упрекам. Мол, замуж выходила за помещика, человека обстоятельного, интеллигентного, а он оказался прожектером, алхимиком, вогнал состояние в авантюрное предприятие, да и им распорядиться как следует не может, домой приходит весь в керосине, с грязными ногтями. Обстановка в доме ММ сложилась весьма щекотливая, и посторонние замечали это довольно быстро.
Зато на заводе, куда попал Евгений, перед ним словно двери волшебные открылись. Через месяц работы Чудакова слесарем директор отметил, что напильник и ножовку студент держать в руках умеет и что надобно дать ему дело потоньше. Евгений был назначен механиком, получил задание испытывать и отлаживать выпускаемые заводом двигатели. Эта работа позволяла студенту-машиностроителю вплотную познакомиться с самым совершенным созданием машиностроения того времени — двигателем внутреннего сгорания.
Евгений принял назначение с восторгом. Он стал проводить на заводе чуть ли не больше времени, чем сам ММ-старший, благо городские соблазны в Орле были куда как слабее московских. Рвение Чудакова было замечено всеми, а ММ-старшим — в первую очередь. Но тот помалкивал до времени, на похвалы и восторги не тратился. Месяц, оставшийся Евгению до начала учебного года, пролетел как одна неделя.
Перед отъездом в Москву Евгений, получив у кассира жалованье и сдав инструмент кладовщику, пошел в директорскую конторку прощаться. ММ-старшего там не оказалось. Его удалось разыскать в ангаре, где, засучив рукава, он разбирал очередное заграничное авточудище. Евгений, в обычной своей сдержанной манере, произнес обычные в таких случаях слова о том, что «для него оказалось очень полезным», «было весьма приятно» и «не хотелось бы уезжать». Нетрудно было заметить, однако, что за этой сдержанностью скрываются искренние чувства. И ММ-старший заметил.
— Не хочется уезжать, Евгений Алексеевич? — переспросил он. — Могу оказать вам содействие. — И, сделав как бы вынужденную паузу, во время которой извлек какую-то железку из автомобильного чрева, добавил: — Могу предложить место механика-испытателя в нашей лаборатории. С соответствующим жалованьем. Работать будете со мной лично. Контракт на год.
Чудаков попросил день на размышление. Все подсчитал, взвесил. О работе, которая предлагалась ему, большинство студентов могло только мечтать. Заработок на новой должности превышал в три раза то, что он мог получить уроками в Москве. За год работы можно было бы отложить сумму, достаточную для двух лет учебы. Да и несуразный, по-детски любознательный, больной техникой ММ-старший казался Евгепию все более симпатичным.
