– Ну ладно, – сказала Елена, встав и пригладив брюки ладонями. – Тере, поставь к столу еще стул.
– Ты останешься на ужин? – спросила меня Тереза.
– Да, – отрезала Елена, щелкнув пальцами.
Тере удалилась в кухню.
– M’ijo, – мягко сказала мне Елена, – тут что-то не так. Как ты сюда добрался?
– Спасибо, что оставляешь меня на ужин.
– Что скажет твоя мать?
– Пожалуйста, не выгоняй меня.
– Нет-нет, – заверила Елена и снова обняла меня. – Я счастлива, что ты ко мне приехал.
Я прижался к ней лицом. Край горловины свитера щекотал глаз.
– Прости, – сказал я, смахнув несколько слезинок и удержав остальное.
На пороге послышались голоса, сетчатый экран со скрежетом распахнулся. Я так поспешно вырвался из объятий Елены, что она вздрогнула и задержала мою руку у себя на коленях. Кандидо пропустил Матео в комнату. Тот на бегу успел хлопнуть об пол баскетбольным мячом.
– Эй! – крикнул ему Кандидо, но оба они тут же остановились и уставились на меня. Матео попятился и прижался спиной к отцовским джинсам. – У нас гость? – спросил Кандидо, переводя взгляд с меня на Елену.
Елена подошла к мужу и поцеловала его в губы.
– Ну, места-то хватит, – ответила она по-английски.
Кандидо кивнул.
– А почему он здесь? – вновь спросил он по-испански. – Что случилось?
– Он говорит по-испански, – предостерегла его Елена.
– Я забыл, – отозвался Кандидо и улыбнулся. – Ло сиенто[3], – сказал он мне и не спеша снял и повесил кожаную куртку.
– А ты разве не в отпуске? – спросил Матео у матери.
Елена шикнула на Матео и подтолкнула его вперед.
– Это мальчик из той семьи, в которой я работаю, – сказала она.
– Я знаю, – ответил Матео.
Подошел Кандидо, и я встал, чтобы пожать ему руку.
– Наслышан, – сказал Кандидо. Брюшко выпирало у него над ремнем, но он оказался выше, чем я себе представлял, и в его присутствии комната казалась меньше и теснее. Они с Еленой переглянулись. – Добро пожаловать, – добавил он, извинился и повел Матео наверх умыть перед ужином. Елена потрепала меня по плечу и пошла за ними.
Я снова опустился на диван и уставился на потолок, не желая выпрямлять шею и встречаться взглядом с Девой Марией. Закрыв глаза, я слушал доносившиеся сверху голоса Елены и Кандидо. Трудно было разобрать, что они говорили, при громко включенной в гостиной музыке, но мне не требовалось слов, чтобы понять: они привыкли разговаривать друг с другом и одновременно слушать. Я расслышал свое имя, но это меня не обеспокоило. Я был в доме Елены, и без матери и Донована-старшего над душой мне было удивительно мирно и спокойно.
– Эй, – окликнула меня из-за дивана Тереза, крутившаяся рядом. – Не засыпай, ты только что пришел. – Она тряхнула меня за плечо.
– А что на ужин? – спросил я.
– Не то, что она у вас готовит. – Тереза обошла диван и присела рядом.
– Она иногда делает курятину с красной фасолью и рисом, – сказал я, – если мы с ней ужинаем вдвоем. Обожаю.
– В смысле, доминиканскую кухню?
– Ну, можно и так сказать.
– Я не знала, – протянула Тереза, играя с маленьким золотым крестиком на шее.
– Она научила тебя каким-нибудь рецептам?
– Ирландское рагу, лазанья, супы, чили – ну, такое, что можно есть всю неделю.
– Ясно.
– Правда, однажды показала, как делать lengua picante и lambi guisado[4].
– Как интересно, – сказал я, надеясь закончить этот разговор. – У нас она такого никогда не готовила.
– Я прикалываюсь! Она и здесь такого не готовит. – Я через силу засмеялся. – Мои друзья любят приходить к нам поесть. Делаем уроки, а потом я разогреваю, что осталось в холодильнике. Все знают, какой мама прекрасный повар.
– Ей можно в ресторане работать.
– Даже нужно. – Тереза с вызовом посмотрела на меня.
Я кивнул. Подрастая, я часто фантазировал, что Елена моя настоящая мать. Я завидовал Терезе и Матео, думая, как им повезло с такой нежной и любящей матерью, но, когда я посмотрел на Терезу, сунувшую нос в букет, мне в голову пришло, что у нее может быть иное мнение. Я же вижу ее мать чаще, чем она сама.
– Небось дорогие, – буркнула Тереза.
Подарок получился не ко времени и не к месту. Меня пугало, что я так много знаю о Елене – и не могу поделиться этим с Терезой. Легче было притвориться, что моих воспоминаний о Елене не существует вовсе. Тереза все вертела в руках вазу.
