Все это заняло мгновенья, многократно растянувшиеся для присутствующих, но сухой скрип снега под упавшим телом вызвал уколы озноба даже у привыкших к лютому морозу охотников.
– Берите, ребяты, потащили, – скомандовал Сивый.
В избе, в неровном свете свечей удалось внимательнее осмотреть гостя. Вид его действительно был жуток. Само по себе сухое и изможденное, тело пришельца было изодрано местами до кости чьими-то острыми зубами.
– Под Стаю попал, не иначе, – присвистывали видавшие виды охотники, бережно отмачивая задубевшие и примерзшие к коже кровавые ошметки одежды.
Правую часть лица, руки и ноги словно тупой бритвой располосовали мощные челюсти.
– От Стаи не уходят, – пробормотал Слав, отжимая окровавленную тряпку.
– А этот ушел, сам посмотри – такие раны ни с чем не спутаешь.
– Да ладно, все равно не жилец. Сюда глянь, это не их работа – кость перекусить волколаку не по силам.
Правая нога распухла, голенище унта пришлось аккуратно разрезать – чуть ниже колена из посиневшей плоти белел осколок кости.
– Досталось охотнику.
– Да не похож он на охотника, скорее воин. Броня вон, тесак знатный.
Грудь, живот, спина незнакомца практически не пострадали, действительно защищенные безумно дорогим доспехом из Прошлого. Мягкий, удобный и легкий, он, тем не менее, способен был выдержать прямое попадание арбалетного болта. Огромный, в локоть длиной, нож был закреплен на груди в странных ножнах, рукоятью вниз.
– Воин, – подтвердил старейшина.
Он бережно снял с пострадавшего доспех, извлек и рассмотрел оружие. Кровь была видна и на нем, однако, в отличие от остального имущества, лезвие было тщательно вычищено. Впрочем, кроме одежды да ножа, иной поклажи у гостя и не было, видно растерял в пути.
– Самого можно по частям собирать, а нож вытер, прежде чем убрать, – воин, уважение к оружию имеет.
Словно возмущенный тем, что чужак прикоснулся к его снаряжению, странник повернул обезображенное лицо в сторону старосты и захрипел.
– Ну, мужики, давайте ему шкуру зашивать. Ты уж не серчай, родной, если где криво получится, – угрюмо пошутил старейшина.
Привычные к такому, охотники взялись за иголки, и первые неровные стежки легли на тщательно промытые раны. Спасенный бредил, шептал что-то неразборчивое, но боль переносил спокойно, не дергался, не метался, не кричал – словом, не мешал работать. Будто в довершение всех его злоключений, вдобавок к многочисленным ранам, ушибам да к перелому проступали на коже конечностей белые пятна обморожения.
– Держись, братишка, нам тебе еще кости править.
Появление раненого стало самым знаменательным событием зимы в бедном на новости хуторе. Ванко сутками просиживал возле спасенного, смачивал ему губы водой, пытался поить горячим бульоном и помогал менять компрессы. Состояние больного не улучшалось, пунцовым цветом налились края зашитых ран, потемнели обмороженные руки, не уменьшалась опухоль в привязанной к доске-шине ноге. Знающие люди посматривали и лишь качали головами: «Крепко за жизнь цепляется, другой бы давно отошел».
С другой стороны, явных ухудшений тоже не наблюдалось. «Куда уж хуже?» – пожимали плечами скептики, но потом бред стал внятнее и разборчивее, со временем отрывочные фразы начинали складываться в бессмысленные, но связные выражения. Мальчишке нравилось слушать бесконечное бормотание незнакомца. Словно тебе досталось несколько измятых, обожженных листков-фрагментов, вырванных из большой книги. Ты читаешь их, и каждый интересен, но не имеет ни конца, ни начала и сам по себе не связан ни с одним из других.
Несчастный часто общался с невидимой собеседницей, то задавая непонятные вопросы, то умоляя простить за предательство. Иногда с его уст срывались короткие команды, подтверждающие его былую принадлежность к служивому племени, выкрики, будто душа все еще продолжала воевать где-то на забытом поле брани. Бывало, он проклинал кого-то уже ушедшего, до кого никак не могли дотянуться его безжизненные руки.
Паренек вечерами пересказывал услышанное взрослым, но обрывки бреда не могли пролить свет на главный вопрос – откуда в зимнем ночном лесу взялся израненный одинокий человек. Нельзя сказать, что хутор был оторван от мира – он находился на пути в Устье Куты и к Елене, и летом в обе стороны сновали караваны торговцев, изредка останавливающиеся на ночлег. Несколько раз охотникам приходилось отбиваться от разбойников, банды которых прорывались дальше от Пути в поисках наживы. Но все, даже бродяги и паломники, перемещались сплоченными группами, способными противостоять опасности, – в новом жестком мире не было места одиночкам.
