Чтобы рассеять опасения осторожных патриотов, напуганных ложными слухами о стремлении Робеспьера к диктатуре, Робеспьер фактически вышел из правительства, перестал посещать Конвент. Ему не нужна власть, не нужны посты, не нужны почести. Некоторые члены правительства жалуются, что Робеспьер задавил их своим авторитетом? Пожалуйста, он не мешает! Работайте сами, покажите, на что вы способны! Ведь он оставил правительству страшное оружие против изменников и заговорщиков – закон от 22 прериаля.
В речах некоторых членов правительства можно встретить намеки, из которых следует, что враги Франции не там, на границе, не здесь, среди заговорщиков. Нет, стране угрожает только диктатура, только один Робеспьер.
Революционный трибунал в свою очередь организует процессы один нелепее другого. Недавно они устроили мрачное шествие, отвезя на гильотину пятьдесят четыре человека, одетых в красные рубашки. Мол, все они виноваты в покушении на жизнь Робеспьера. Может, среди них были истинные организаторы заговора? Нет, одни лишь мелкие исполнители. Идейных вдохновителей трибунал не тронул. Среди осужденных были молодые девушки, почти дети. Впечатление ужасающее, но народу сказали: «Так хотел Робеспьер».
И заговорщики, чувствуя свою безнаказанность, удвоили энергию.
В истории нашей революции был счастливый день, когда французский народ поднялся весь, чтобы воздать творцу природы единственную дань уважения, достойную его. Это был праздник в честь Верховного Существа. Тогда мы одним ударом поразили атеизм и священнический деспотизм. Этот день оставил во Франции глубокий след покоя, счастья, мудрости и милосердия. При виде этого высокого собрания наилучшего народа мира, кто поверил бы, что преступления все еще существуют на земле?
По когда народ вернулся к своим домашним очагам, снова появились интриганы, и шарлатаны вновь вышли на сцену.
Первой попыткой, сделанной недоброжелателями, было стремление унизить провозглашенные Конвентом великие принципы и изгладить трогательные воспоминания о национальном празднестве. Такова была цель той многозначительной торжественности, которую придали так называемому делу Екатерины Тео. Недоброжелательство сумело извлечь пользу из политического заговора, прикрытого именами каких-то слабоумных ханжей, а общественному вниманию предложили лишь мистический фарс и неистощимую тему для непристойных или ребяческих сарказмов. Настоящие заговорщики ускользнули, а Париж и всю Францию заинтриговали именем «богородицы».
А дело было простое: Екатерина Тео проповедовала скорое пришествие на землю мессии. Она объявила себя богоматерью. В своих проповедях Екатерина Тео прославляла революцию. Но она прославляла не только революцию, она восхищалась Робеспьером и всячески намекала, что именно он и является тем самым пророком, мессией, который спустился на землю, чтобы спасти человечество. Ну хорошо, Екатерина Тео – глупая, наивная старуха. Но в чем вина Робеспьера?
Однако враги его воспользовались случаем, и по Парижу поползли слухи, что Робеспьер специально окружает себя кликушами и ханжами, что он не только хочет быть диктатором, он, видите ли, хочет быть пророком.
Кажется, не было ни одного скандального процесса, к которому не пытались бы присоединить имя Робеспьера. Упорно говорили, что Робеспьер и Сен-Жюст посещают дом легкомысленной девицы Сент-Амарант. Когда же трибунал прикрыл этот вертеп разврата, то опять же стали судачить, будто Робеспьер и Сен-Жюст просто сводят счеты, ибо молодая Сент-Амарант отказалась быть их любовницей.
В своем ехидном докладе Вадье – его враг из Комитета общественной безопасности – утаил кое-какие подробности. А подтекст дела Екатерины Тео заключался в том, что некоторые из посещавших безобидную и сумасшедшую старуху были связаны с домом Дюпле. Вадье как бы протягивал руку Робеспьеру, – я тебя не трону, не трогай и ты меня. Но Робеспьер не умеет уважать плутов. Еще меньше он разделяет королевское правило, утверждающее, что полезно прибегать к их услугам. К оружию свободы можно прикасаться только чистыми руками. Он просто разрубил петлю, затягиваемую Вадье, и взял дело из революционного трибунала, не дав втянуть себя в сделку. Конечно, на него тут же обрушились новые потоки клеветы, но нельзя было компрометировать идею культа Верховного Существа.