От Бога снизойдет благословенье,
Подобно знанию, что сходит на невежду.
Вы принесете миру искупленье,
Мечту о счастье светлом и надежду".
Посланник Божий смолк, чтоб осознал я
Яснее суть предсказанного. Я же
По-прежнему не шевелился даже,
О том, чтоб расспросить, не помышлял я.
А нужно было, потому что дальше
Продолжил ангел: "А тебе, о чадо,
При вашей жизни, полной зла и фальши,
Готовиться к судьбе нелегкой надо.
Но знай, как ни тяжка твоя дорога
И как ни будут клясть тебя вовеки,
Ты и пророк - суть богочеловеки,
У вас судьба особая от Бога.
Запомни это, и достойно бремя
Неси же своего предназначенья".
И он исчез. Какое-то лишь время
Был яркий свет, погасший чрез мгновенье.
Тут я уснул. Все это показалось
Наутро мне чудесным сном и только.
Значения ему я не придал нисколько,
Но что-то в подсознании осталось.
Глава 3
Минули годы. Я забыл об этом
Описанном мной только что явленье.
Я жил, по-прежнему терзаемый сомненьем
О сущности вещей на этом свете.
К примеру, думал я: судьба любого
Родившегося в мире человека
Описана была в скрижалях Бога
С зачатия до окончанья века.
И если так, то обвинять в греховных,
Но Богом предначертанных деяньях
Убийц, предателей и иже им подобных
Нельзя. Нельзя и подвергать их наказанью.
Они ведь не виновны. Рок несчастный
Их сделал таковыми от рожденья,
И их судьба достойна сожаленья
За то, что Бог к ним не явил участья.
С другой же стороны, героя славить
И восхищаться праведника долей
Не стоит нам - ведь ими свыше правят,
И действуют они по Божьей воле.
Или еще такая мысль, к примеру,
Меня своей неясностью смущала:
О том, что для греха должно быть мерой,
Которая его бы отмечала.
Ведь если мытарь - грешник, мы считаем,
То это только с нашей точки зренья
Налогов сбор достоин лишь презренья,
А государством мытарь уважаем.
Выходит все, что видится греховным,
Впредь в будущем сумеет оказаться
Не абсолютным чем-то, а условным,
Что и грехом-то будет не считаться.
Не ясно также, почему работа
Считается греховною в субботу,
Как воровство, обман, прелюбодейство,
Убийство или прочее злодейство?
Подобные вопросы досаждали
Моей душе, охваченной желаньем
Пусть к бессистемному, но нужному мне знанью,
Хоть эти знания мне иногда мешали,
Поскольку поводы к сомнениям давали.
Не сомневался в Боге я, отвергнуть
Не мог религию лишь потому, что были
Какие-то вопросы, что мутили
Все представления о Том, Кто правит сверху.
Я сомневался разве что в понятьях,
Что нам давали книги Моисея.
Я Бога представлял себе сильнее,
Величественней, выше, необъятней.
Не может Он, всевидящий, великий,
Карать людей за грех, как учит церковь, -
Мы для Него незначимо безлики,
Как звезды, что с рассветом тускло меркнут;
Мы для Него что муравьи из кучи,
Дела которых нас не занимают,
В сравнении с которыми могучи
Любой мальчишка, девочка любая;
Мы для Него как овцы, что без толку
Расходятся травы засохшей ради,
Забыв о хлеве, пастухе, о стаде,
О том, что где-то рядом рыщут волки.
Но стадо вновь собрав, пастух не будет
Овец за нерадивость резать дома.
Вот так и Бог по отношенью к людям -
Зачем Ему карать нас по-пустому?
В своих многообразных проявленьях
Бог выше мелочной жестокости и выше
Той меркантильности, с которой жаждет слышать
Хвалу за праведность людское населенье.
Пройдя дорогой размышлений трудных,
Я сделал вывод в чем-то богохульный:
Не может вера строиться огульно
На аксиомах более абсурдных,
Чем воскрешение, к примеру, душ в День Судный.
К чему все человечие мытарства,
Нам предопределенные от века?
Ведь если существует Божье царство,
То существует в сердце человека.
Любовь, сочувствие, добро и всепрощенье
Должно в основе быть, без всякого сомненья,
Любой религии, хоть сколько-то приличной.
Таким имел я миропредставленье,
Когда явился ангел мне вторично.
