Под звуки труб и других музыкальных инструментов появился герольд, одетый в двухцветную желто-красную куртку, на спине и на груди которой был вышит герб Испании; он сделал своим жезлом знак, чтобы все замолкли, и громким голосом провозгласил:
- Именем католического короля Фердинанда, короля Кастилии, Леона, Гранады, западной Индии и проч. и проч., дон Гонсало Эрнандес де Кордова, маркиз Альменарес, командор, кавалер ордена Сант-Яго, военачальник и наместник его католического величества по сю сторону Фаро, запрещает всем присутствующим под страхом наказания веревкой или еще большего, какое ему будет угодно назначить, возгласами, криками, знаками или еще каким-нибудь способом мешать единоборству с быком в кольчуге, в которое вступает знаменитейший и славнейший рыцарь дон Диего Манрике де Лара, граф Паредес. Вновь прозвучали фанфары. Зрители всякого рода и звания - кто из благовоспитанности, понимая, что от одного лишнего шага быка может зависеть жизнь отважного испанца, кто из страха перед веревкой - застыли в таком глубоком молчании, что, когда стали открывать хлев, скрежет задвижки оказался единственным звуком, раздавшимся по всему заполненному людьми амфитеатру. Новый бык выбежал на арену не так стремительно как предыдущие. Он был меньше размером, короче в туловище, коренаст, черен и еще более дик. Остановившись в десяти шагах от дона Гарсии, он уставился на него, хлеща себя хвостом и взрывая песок. Его противник, подняв меч вверх, весь превратился в зрение, зная, что первый же неудачный удар может стать для него роковым. Наконец бык медленно сделал несколько шагов и вдруг, наклонив голову, с ревом бросился на Гарсию. Тот, думая срубить ему голову так же, как и первому, отскочил в сторону и с огромной силой нанес свой удар; но потому ли, что меч не попал на хребет быка, потому ли, что бык увернулся, но меч отскочил от кольчуги, бык обернулся и бросился на Гарсию с такой яростью, что испанец еле успел удержать его на расстоянии, упершись мечом в лоб животного, защищенный воротом кольчуги. И тут проявилась вся сила Паредеса. Выставив ногу вперед, сжимая обеими руками свой меч, упиравшийся рукоятью ему в грудь, а острием в лоб быка, он несколько мгновений удерживал животное на месте. Толстый и крепкий клинок выдержал испытание. Тело Паредеса так напряглось, что видно стало, как набухли и затрепетали мускулы на его ногах, особенно на ляжках, и вены на лбу и на шее; лицо его покраснело, потом побагровело, и он с такой склей закусил нижнюю губу, что подбородок его окрасился кровью. Бык, увидев, что этот путь к наступлению у него отрезан, отступил и, разбежавшись, снова, с еще большей яростью кинулся на противника. Гарсию лихорадило от стыда за свой промах; он бросил взгляд на балкон и мельком увидел лицо Ламотта, на губах которого играла насмешливая улыбка. Эта улыбка привела испанца в безудержную ярость и настолько прибавила ему силы, что он поднял свой меч так высоко, как мог, и обрушил на шею быка сокрушительный удар, который перерубил бы ее, будь она даже вылита из бронзы. Нанесенный в смятении чувств удар попал не прямо. Он, как соломинку, рассек один рог, кольчугу и позвонки и дошел до кожи подгрудка, на которой еще держалась голова, - и в это мгновение бык грохнулся на арену.
Восторженный рев толпы, раскатившийся как гром, приветствовал этот несравненный подвиг, Паредес, уронив меч на землю, молча переводил дыхание; лицо его из багрового стало очень бледным. Но вскоре он пришел в себя, и его окружили друзья, спешившие принести ему свои поздравления. Кто с восхищением рассматривал его самого, кто разглядывал его меч, кто - широкую рану на шее быка, любуясь чистотой среза, а в это время фанфары издавали победные торжественные звуки.
Испанец выполнил свое обещание; теперь наступила очередь Ламотта. Великолепный удар противника заставил его призадуматься; он понимал, что ему не сравняться с Паредесом; даже если бы ему удалось (что было весьма сомнительно) отрубить голову быку с обнаженной шеей, то все равно славы бы ему досталось меньше; а тут, сознавая свою неопытность в поединках подобного рода, он предвидел, что не сумеет сделать и этого. Как бы то ни было, он понял, что ему не выйти с честью из положения, и с досады чуть не лишился разума.
