— Где ты оставил того пария? — спросил я, охваченный внезапной тревогой.
— Лежит себе под вязом в Садах Фицроя.
— О, господи, — крикнул я в испуге.
— Ничего с ним не случится; походит пару дней с подбитой челюстью, только и всего.
— Что?.. Как же это?.. Ты взял у него деньги? — Я почувствовал, как все во мне похолодело.
— Да, я думал, что у него их больше. Каких-то несчастных двенадцать монет.
— Он приведет фараонов, — крикнул я, охваченный паническим страхом. Сейчас они явятся.
Драчун посмотрел на меня с невозмутимым видом:
— Женатый никогда не пойдет в полицию.
Я хотел возразить ему: «Разве можно быть уверенным», — но в душе знал, что он прав.
Он понял по выражению моего лица, что я встревожен, и сказал:
— Выкинь это из головы. Если бы я не взял у него деньги, это сделала бы первая шлюха, за которой бы он увязался, обобрать такого пара пустяков. Самый обыкновенный лоботряс; подцепит где-нибудь болячку и наградит ею свою хозяйку. Тут хоть приедет домой чистеньким…
Я хотел что-то заметить по поводу сказанного Драчуном, но он прервал меня:
— А вот и она. — Его грубое лицо смягчилось, горькие морщины слегка разгладились, его словно подменили. Он выпрямился, будто желая выразить кому-то свое уважение и признательность.
То же самое произошло и со мной, потому что я разделял его чувства к маленькой девочке, подходившей к нам. Она была в школьной форме и держалась за руку матери. Ей можно было дать лет восемь; у нее были каштановые волосы и черные глаза, и, подходя к нам, она улыбалась в радостном предчувствии.
Мир, открывавшийся ей, она наделяла теми качествами, которыми обладала сама, так что он становимся как бы ее чудесным отражением. Под ее взглядом все предметы словно озарялись невидимым светом, и, смотря на них, она начинала сиять, даже не догадываясь, что сама является источником их очарования.
Я был уверен, что она пришла к нам из мира книг, музыки и хороших людей, из мира, где все любят и уважают друг друга и где никому не приходится вести непрерывную борьбу за жалкое существование, за то, чтобы тебя не засосала мутная тина.
Мать ее, стройная, нарядная женщина, улыбалась нам без тени пренебрежения. Каждый четверг вечером она вместе с дочерью проходила мимо нашей тележки, и мы всегда с нетерпением ждали ее появления. Не знаю, чем это объяснить, но после их ухода мы становились добрее друг к другу и к окружающим.
Драчун говорил мне, что однажды после их посещения он дал взаймы целый фунт «самому большому мерзавцу» во всем Мельбурне.
— Но нет худа без добра. С той поры я его ни разу не видел.
И вот они появились; девочка нетерпеливо тянула мать за руку.
— Добрый вечер, — женщина остановилась, поздоровалась с нами кивком головы. — А вы думали, что мы уж не придем? — Придерживая одной рукой пакеты с покупками, она пыталась расстегнуть дорогую сумку из черной кожи.
— Мы были уверены, что вы придете, — сказал Драчун и, обращаясь к девочке, добавил: — Он весь вечер ждал вас, мисс.
— Неужели? — воскликнула она, искрение обрадованная, не сомневаясь, что он говорит правду.
Мать сунула руку в сумку, вытащила оттуда морковку и дала ее прыгавшей от нетерпения девочке.
— Возьми!
Девочка подбежала к пони, который стоял, повернув к ней голову, и ждал. Мягкими губами пони взял у нее из рук морковку и стал ее пережевывать. Девочка же стояла, наклонившись вперед, уперев руки в колени, и не спускала с него восхищенного взора.
Эту сцену мне доводилось видеть довольно часто, и всякий раз на глаза у меня наворачивались слезы.
