— Пейте.
Он смотрит на меня, а я в этот миг понимаю, что пропадаю. Но следом меня охватывает слепая безрассудная паника.
Я беру стакан, судорожно делаю глоток, отворачивая своё лицо. Прячусь, отодвигаясь на край стула. Подальше от него. Слышу глухое хмыканье мужчины и уверенные шаги. Он возвращается на своё место. Я делаю ещё пару глотков, собираюсь с мыслями, но ничего не получается. Меня продолжает трясти.
«Как же так? Почему?!»
Мысли мечутся, как листва в порыве урагана. Я боюсь даже смотреть в его сторону. Он тоже меня узнал? Боже, пусть бы это было не так!
— Вам уже лучше? Можем продолжить? — интересуется сухо.
Я быстро киваю и снова припадаю к стакану. Незнакомец берёт моё заявление и начинает изучать. Я смыкаю с силой веки, жмурюсь. Боже, какой стыд! Мои щёки наверняка красноречиво горят, а взгляд затравлен. Нужно срочно прийти в чувства. Сделать вид, что я его никогда не видела в своей жизни и моя дочь не от него.
Снова бросаю взгляд, видя, как он хмурится, читая моё прошение. Но, в отличие от меня, он совершенно расслаблен и одновременно собран. Может, я всё-таки ошибаюсь? Нет, ошибки быть не может. Эти губы и пальцы я запомнила хорошо: пальцы одного-единственного мужчины, что касались меня. Хочу встать и уйти немедленно. Но тогда это точно будет странно. Боже, теперь он знает моё имя! Знает, кто я! Знает моё положение! Ужас охватывает меня с новой силой.
— Значит, вас выставили из дома? — задаёт вопрос и окончательно вводит меня в ступор.
— Почему решили именно сейчас подать прошение? — озвучивает следующий вопрос, а я его не могу понять его. Слышу этот тембр голоса, проникающий под кожу, он красивый, глубокий, пробирающий до мурашек.
— Дело в том, — начинаю я говорить, но язык не слушается, судорожно облизываю ставшими сухие губы, — что меня не было в столице долгое время.
— Подробнее, госпожа. Как долго вы отсутствовали?
Нет, только не это, я не могу признаться, а вдруг он всё поймёт?!
— Да, меня не было в столице около… трёх лет, — вру, но голос совсем не слушается. — Я приехала только вчера, хотела увидеться со своим отцом, но меня…
— Не пустили на порог?
Я киваю, опускаю веки.
Это позор, мой кошмар, встретить его после стольких лет именно здесь и рассказывать о себе такие подробности. Какое унижение! Почему именно сейчас? Выходит, он законник? Я о нём совсем ничего не знаю.
— Продолжайте, хотя я вас плохо понимаю, у вас что-то с дикцией?
Я раскрываю губы и тут же их смыкаю.
— Это мой дом, я хочу в нём жить, — растерянно смотрю перед собой, не в силах выдержать этот глубокий, смотрящий в самую душу взгляд, который считывает каждую мою эмоцию. — В общем, — я резко поднимаюсь, — дайте моё заявление… а хотя не нужно, оставьте, — прячу дрожащую руку. — Я знала, что это безнадёжное дело, мы действительно тратим зря время, извините, господин, всего доброго, — рассеянно тараторю я и разворачиваюсь на каблуках, направляясь к двери, чтобы уйти. Нет, скорее сбежать.
И как можно скорее!
— Стоять! — жёсткий приказ заставляет застыть возле двери, когда я уже настигла её.
Приподнимаю плечи и смыкаю веки.
— Вернитесь на своё место, госпожа, я ещё не закончил, — велит он так же жёстко.
Я сжимаю веки сильнее, как и свою сумочку, глубоко вдыхаю, разворачиваюсь и иду обратно, смотря вниз, в пол.
Опускаюсь на стул. Слышу, как он продолжает перебирать бумаги, чувствую короткие, но такие жгучие взгляды, каждый из них ощущаю кожей.
— Ваше имя хорошо известно в столице. Вы дочь разорившегося банкира. И пришли, чтобы заявить о своих правах на наследство, усадьбу Ридвон, верно?
— Да, верно, — подтверждаю торопливо.
— Ваш отец отказался с вами говорить, и вы вступили в диалог со своей мачехой, госпожой Магрит Бартон, так?
— Да.
— Ваше прошение рассмотрели ещё вчера. Вы ведь вчера его писали?
— Да, — напрягаю плечи, совсем перестаю себя чувствовать.
— К сожалению, усадьба Ридвон перешла в руки госпожи Магрит Бартон.
Я вскидываю взгляд. Мужчина, имени которого я так и не узнала, закрывает папку. Отложив её в сторону, кладёт локти на стол, приподнимает широкие сильные плечи, сжимает пальцы в замок.
