Я попал в сапожную мастерскую, и моя работа в ней, разумеется, не внесла большого вклада в немецкую военную промышленность. Мастерская состояла из двух больших комнат, соединенных узким коридором метров пять длиной. В первой комнате работали судетские немцы. Они занимались ремонтом армейских ботинок, снятых с убитых солдат, а те, что не поддавались починке, утром и в полдень переносили в ящике в другую комнату, где работали мы. Нам надлежало разрезать ботинки, вытаскивать гвозди, класть отдельно хорошие и плохие куски кожи.
Я выполнял одну операцию – вытаскивал гвозди из ботинок. Для этого мне выдали кусачки. Рядом стоял большой бак, куда я бросал гвозди. Постоянного контроля за нашей работой не было, и каждый старался увеличить отходы, портя хорошие куски кожи.
Судетские немцы – антифашисты не считались политзаключенными. Им разрешалось получать газеты. Прочитав газету, они передавали ее нам. В ящике, который судетские немцы – мы называли их «чехами» – приносили политзаключенным, обычно была спрятана газета. Таким образом мы могли следить за военными событиями, которые, правда, освещались немцами тенденциозно. Однако мы научились отделять истину от лжи в бравурных сводках штаб-квартиры фюрера.
Мое место в мастерской оказалось у самой двери в коридор. Я же был одним из немногих, кто знал немецкий, поэтому газета сначала попадала ко мне.
Так нам стало известно, что освобожден Париж, потом Брюссель, что русские взяли Варшаву и подошли к границам Германии. Во время прогулки новости передавались дальше.
В сравнении со страхом перед приговором военного трибунала, с ужасами, пережитыми в Дахау, Байрет кажется мне теперь раем. Но тогда я чувствовал себя несчастным. Впрочем, как и все остальные. Там мы постоянно голодали. Но когда я начинаю вспоминать Байрет, в памяти тут же всплывает какой-нибудь комический эпизод.
В Байрете мы еще смеялись, хотя это и был смех сквозь слезы.
У всех охранников были прозвища. Одного из них очень метко прозвали «Пилюлей».
Пилюля был низенький, толстый человечек, с глуповатым добродушным лицом. Если заключенный хотел попасть к врачу, то должен был обратиться к Пилюле. Врач был из числа заключенных, но считался важной персоной и не общался с нами. Только избранные могли обращаться к нему. Байрет не был концлагерем, в Байрете еще существовали сословные различия. Пилюля должен был определять, не симулирует ли желающий попасть к врачу. Он, разумеется, разбирался в медицине как свинья в апельсинах, но попасть к врачу, минуя Пилюлю, было сложно. Ведь лучи докторской славы падали и на Пилюлю, и он любил повторять, что видит симулянтов насквозь. Он любил врачевать на свой манер, если считал, что в состоянии сам справиться с болезнью.
Лицо у него было добродушно-глуповатое, но голос звучал резко и подозрительно.
– Что случилось?
– Я заболел, господин вахмистр.
Всех «зеленых» полагалось называть «вахмистрами».
– Что болит?
– Голова, господин вахмистр.
– И из-за этого ты беспокоишь врача? Из-за какой-то головной боли? Думаешь, у него нет другого дела? Голова у него, видите ли, болит! На вот, прими аспирин. Следующий!
Следующий, разумеется, слышал весь этот диалог и понимал, что о головной боли лучше не упоминать.
– Я захворал, господин вахмистр, – говорил он по-немецки.
– Ах, захворал? Лучше бы тебе действительно заболеть. Если ты явился сюда, чтобы увильнуть от работы, то ничего не выйдет. Ну, что там у тебя болит, идиот? Не вздумай врать!
– Не знаю, господин вахмистр. Я чувствую себя скверно.
Больной робко поднимал на охранника глаза, так как не знал, правильно ли он употребил немецкое слово. Немецкий язык, которым пользовались заключенные, был в большинстве случаев далек от литературного.
– Меня знобит.
– Ах так. Знобит его! И поэтому ты идешь к врачу? Думаешь, меня не знобило? Разве я бежал к врачу? Подумаешь, знобит. Вот, прими аспирин. Следующий.
– У меня что-то с животом, господин вахмистр. Вот тут.
Этот пустился на хитрость. Возможно, у него была простуда или грипп. Но аспирин Пилюли ему был не нужен. Сморщившись от боли, он показывал на правый бок. Однажды от аппендицита умер заключенный, получивший от Пилюли аспирин. С тех пор он не решался ставить диагноз брюшных заболеваний и усомнился в эффективности аспирина в таких случаях.
