[4, стр. 299].
Я. Я. Рогинский и М. Г. Левин писали, что "в лице современного человека процесс биологической эволюции создал обладателя таких видовых свойств, которые привели к затуханию дальнейшей эволюции. Следовательно, можно не сомневаться в том, что эволюционное развитие человека давно остановилось"[6, стр. 314]. Но так как модификации внутри вида продолжаются, то предмет изучения и при такой постановке проблемы не исчерпан. Однако для продолжения исследования необходимы новый аспект и новая методика, ибо, только описав особенности явления, можно примкнуть к той или другой точке зрения (историю полемики см.[4, стр. 277 и сл.]).
Через четыре года после выхода в свет монографии А. П. Быстрова, Г. Ф. Дебец опубликовал работу с потрясающим выводом. Массивные в древности кости черепа утончаются (грацилизация), причем это происходит не постепенно, а рывками и не глобально, а по широтным зонам[7]. Так, в субтропической зоне грацилизация черепа произошла в VI тысячелетии до н. э., а в лесной зоне умеренного климата – в I тысячелетии до н. э. С этими датами Г. Ф. Дебец сопоставляет даты перехода от охотничьего хозяйства к земледелию, указывая при этом, что "возможно предположение, что переход к земледелию привел к изменениям в строении черепа"[7, стр. 18]. Впрочем, в равной степени возможно и обратное: изменившийся человек находит для себя другое занятие. Зато вполне справедливо другое соображение Дебеца: "ни сравнительная анатомия, ни этнография не дают нам права считать, что в рамках вида Homo sapiens грацильные формы являются более совершенными"[7, стр. 20].
Правильно! Однако хорошо известно, что модификация одного признака сказывается не только на анатомии человека, но и на его этологии (науке о поведении). Г. Ф. Дебец приходит к выводу, "что дело идет об изменениях, имеющих биологическую сущность"[7, стр. 16]. Следовательно, в условиях исторического бытия в человеческих сообществах продолжают протекать биологические процессы, стимулирующие даже изменения скелета. Но тогда должны быть вариации меньшего диапазона, отражающиеся на физиологии и поведении. Их вскрыть гораздо труднее, однако предположение об их наличии, теперь имеющее прецедент, позволяет нам начать поиски фактора человеческой деятельности, действующего наряду с хорошо известным, социальным. Это должна быть внутривидовая эволюция, принявшая под воздействием общественного начала своеобразные формы.
Основной материал для эволюционной теории дает палеонтология, но надо помнить, что летопись ее неполна, и вопрос о происхождении и вымирании видов до сих пор составляет предмет полемики[8]. Особенную трудность представляет неточность хронологии, причем допуск при датировке появления или исчезновения видов превышает иногда миллионы лет. Аналогичные трудности мы встречаем и при изучении некоторых соматических подразделений вида Homo sapiens, а именно образования рас первого порядка: европеоидной, монголоидной и негроидной. Следовательно, чисто биологический подход к проблеме, даже при ограничении во времени, не дает нам никаких преимуществ. Кроме того, надо отметить, что расовая принадлежность никак не связана с теми повышенными способностями к адаптации, которые позволили человеку изменить лик планеты; и, наконец, большие расы не являются реальными общностями, а всего лишь подразделениями научной классификации по некоторым внешним признакам: пигментации кожи, строению черепа и т. п. Самое же главное, что подавляющее большинство особей имеет в качестве предков представителей разных рас если не первого, то второго порядка, и, следовательно, реально существующие и непосредственно наблюдаемые сообщества людей всегда гетерогенны. А ведь именно они, известные нам как народности или этносы, и являются коллективными формами существования вида Homo sapiens, взаимодействующими с ландшафтами населяемых ими регионов[9], т. е. элементарными экологическими внутривидовыми таксонами. Следовательно, этнос не умозрительное понятие, а явление природы[10], и раскрытие его содержания, т. е. исчерпывающее определение, и есть цель нашего исследования.
