— Он не патриот! Он не настоящий американец! — вопят ему вслед.
О нет, Рид был настоящим американцем, настоящим патриотом. Его предки приехали в Америку в 1607 году, они сражались за ее независимость, они участвовали в войне Севера и Юга, сражались против рабства негров. Именно потому, что Рид был настоящим патриотом, он заявил в сенатской комиссии:
— Я не стану участвовать в этой войне. Вы можете меня расстрелять, если хотите.
В одной из прогрессивных газет Рид помещает гневную статью против войны. Его вместе с другими прогрессивными журналистами привлекают к суду.
И вот суд…
— Джон Сайлас Рид, родившийся 22 октября 1887 года в Портленде, штат Орегон, обвиняется в государственной измене…
Нет! Джон Сайлас Рид не обвиняется, он сам обвиняет! Он обвиняет тех, кто затеял эту войну, эту никому не нужную страшную бойню! Эту «войну торговцев», жиреющих на крови солдат!
За окнами гремел оркестр — он играл патриотические марши, чтобы накалить атмосферу. Среди публики шныряли личности, нашептывающие что-то, пытающиеся вызвать ненависть к подсудимому, судьи то и дело обрывали, перебивали обвиняемого, не давали ему говорить.
Но ничто не могло заглушить голос Рида, и его слышала вся Америка. Он говорил правду. Только правду! И, как ни старались судьи, как ни гремел оркестр, Рид был оправдан.
И снова в путь. На этот раз в Россию. Он тайно пробирается в Россию через Балканы: Франция отказала Риду в разрешении на въезд. И снова перед ним ужасы войны, картины, еще более страшные, чем раньше.
Американский посол требует, чтобы Рид немедленно покинул Россию, вернулся в Соединенные Штаты. Рид вынужден уехать. Но ненадолго. Не проходит и трех месяцев, как он снова в России. Рид чувствовал — здесь назревают большие события.
В России у власти Временное правительство. Рид пытается понять, что это такое. Он встречается с председателем этого правительства — Керенским, беседует с одним из самых богатых людей в России — Лианозовым, разговаривает с генералами, офицерами, чиновниками. И понимает — это не «наша» революция. «Наша» еще впереди — ее сделают такие, как Ленин и Дзержинский, Луначарский и Свердлов и те безымянные солдаты и матросы, рабочие и студенты, с которыми в эти дни встречался Рид.
Перед началом империалистической войны Риду удалили почку. Он был признан негодным и воинской службе.
— Потеря почки освобождает меня от войны между народами, — сказал Рид, — но не освобождает меня от войны между классами.
И когда революционный Петроград ринулся на штурм Зимнего дворца — последнего пристанища Временного правительства, — среди атакующих появился с откуда-то добытой шашкой Джон Рид.
Он был в Зимнем, когда прозвучали на весь мир слова Антонова-Овсеенко, обращенные к министрам Керенского:
— Именем военно-революционного правительства объявляю вас арестованными…
И он имел право сказать потом:
— Я видел рождение нового мира!
Но он не только видел — он с первых же дней рождения этого нового мира со всей присущей ему страстностью и убежденностью встал на его защиту. Вместе с другим замечательным американским журналистом Альбертом Вильямсом и с теми передовыми иностранцами, которые находились в те дни в Петрограде, Рид начинает издавать газету для солдат воюющих армий. Он знает, что такое война, он умеет найти нужные слова. Кроме работы в газете, Рид переводит на английский язык декреты Советской власти, листовки, издает вместе с Вильямсом газету «Русская революция в картинках». Бее это с самолетов разбрасывается над окопами, переправляется через фронт вместе с пленными. Работая в Бюро международной революционной пропаганды, Рид писал и посылал в Штаты статьи, рассказывающие правду о России, о революции. Но, пожалуй, главной своей задачей он считал подготовку книги о русской революции. Для этого Рид собирал газеты и плакаты, листовки и декреты, для этого он ездил на фронты, часами разговаривал с солдатами и матросами. Рид никогда не был так счастлив, никогда не жил такой полной и такой напряженной жизнью.
В эти дни Рид встречается с Лениным, разговаривает с Ильичем. Потом Джон говорил:
