Но, пожалуй, еще раньше стал на этот путь болгарин Сотир Черкезов. В империалистическую войну он отказался воевать против России, вступил добровольцем в русскую армию. Здесь он познакомился с большевиками и с первых дней Октября стал бойцом революции.
В ночь на 25 октября отряду путиловских рабочих было поручено захватить Николаевский вокзал. Вместе с путиловскими рабочими по улицам Петрограда шел черноволосый широкоскулый человек — болгарин Сотир Черкезов.
Он шел по ночным улицам города, где когда-то ходил Димитр Благоев — студент Петербургского университета, теперь — вождь болгарских революционеров.
Но бои за Николаевский вокзал были лишь началом боев за Советскую власть, И Черкезов участвует в разгроме «дикой дивизии» и генерала Краснова, двинувшегося вместе с Керенским на революционный Петроград.
Особенно ярко запомнил Сотир бой у Пулкова. Контрреволюционеры собрали все оставшиеся еще верными Временному правительству части и бросили их против революционного Питера. Рабочие Питера, революционные солдаты, балтийцы встали грудью на защиту Петрограда.
У Пулковских высот враг, очевидно, решил прорвать фронт, сосредоточил большие силы, подвез мощную артиллерию. Сотир видел, как вставала на дыбы земля, как взрывались вражеские снаряды в самом центре нашей обороны. За сплошным орудийным грохотом он не слышал стонов раненых, однако понимал, какие огромные потери несут отряды рабочих и матросов. Но ни один из них не дрогнул, ни у одного не появилось мысли отступать. Не было этой мысли и у болгарина Сотира Черкезова, лежавшего в цепи рядом с русскими рабочими и матросами. Сотир не знал, что в эти часы перед петроградскими рабочими выступает Ленин, что уже спешат на помощь защитникам Петрограда новые, срочно сформированные отряды, что по приказу Ильича движутся на помощь красногвардейцам артиллерийские батареи. Но он знал: отступать нельзя. И он не отступит — он будет стрелять до последнего патрона, потом будет драться врукопашную, и, если надо, погибнет за красный Петроград.
Этот город далеко от Софии, но сейчас это родной город всех пролетариев. И вдруг будто в подтверждение своих мыслей Сотир услышал «Интернационал», Играл оркестр. Звуки то пропадали, заглушаемые артиллерийской пальбой, то вдруг вырывались из грохота, и тогда казалось — они заполняют весь мир. Это было так неожиданно, что Сотир испугался: не галлюцинация ли? Но нет, действительно играл оркестр, играл «Интернационал».
Ударили подошедшие из Питера батареи. Они били почти прямой наводкой, сокрушая укрепления врага. И вдруг все смолкло. На какую-то секунду, две. И Сотир увидал, как невысокий, коренастый человек в солдатской папахе вскочил на ноги и бросился вперед. Это был Серго Орджоникидзе. Вставали и шли за Серго защитники красного Петрограда. И в первых рядах наступающих — Сотир Черкезов.
Рвались снаряды, трещали пулеметы, но Сотир не слышал этого — он слышал лишь звуки «Интернационала». И хоть музыкантов стало меньше — многие были убиты или ранены, — оркестр продолжал играть.
Потом были встречи с Серго Орджоникидзе, Феликсом Дзержинским, а главное — встречи с Ильичем. Сотир работал в Смольном, по поручению Ленина обследовал авиационное хозяйство в Гатчине, работал в штабе Красной гвардии, а затем ему было поручено развозить по фронтам книги, брошюры, газеты, листовки. Их раздавали бойцам. Некоторые листовки разбрасывались с самолетов над окопами врага.
А за сотни километров от Петрограда земляки Черкезова распространяли другие листовки. На одной был нарисован красноармеец со знаменем, пожимающий руку иностранному солдату. Под рисунком подпись: «Будем братьями! Будем совместно бороться против угнетателей всего мира!»
На другой листовке под изображением инвалида на одной ноге — бывшего солдата французской армии, несущего на плечах шарманку, — было написано: «Вот что я имею и какой я есть, и это благодаря тебе, дорогая родина».
И еще листовки-плакаты величиною с обыкновенную почтовую открытку: над земным шаром полыхает пожар. А из огня поднимается красная звезда. «Этот пожар никогда не угаснет», — написано под рисунком.
