Итак — о «батыре». Это словечко тюркского корня означает «богатырь» и пустил его в ход Рахимкулов, молодой магнитолог, восторженно относящийся к Кудоярову. Эта восторженность вообще присуща многим другим молодым научным сотрудникам, «бройлерам», как в шутку называют их «старики», (а в последнюю категорию зачислены все лица старше 30 лет). Каждый «бройлер» мечтает стать таким, как Кудоярев. Пример, конечно, достойный подражания, но — ox! — как трудно осуществима эта мечта.
Действительно богатырь — и духовно и физически, человек баснословно даровитый. В 60 почти лет — две докторские степени: физико-математических наукраз и географических — два. Математик, географ, путешественник, один из ведущих ученых в новой отрасли науки об Океане — тайфунологии, автор солидных научных трудов и писатель-фантаст… Время от времени приходят в мир люди, так богато одаренные, что ни одна область науки, техники, искусства, взятая в отдельности, не может насытить их кипучей творческой энергии. К таким людям исключительной духовной плодовитости, невольно вызывающих в памяти образы людей эпохи Возрождения, относится и Евгений Максимович. Он энциклопедически образован, фундаментально сведущ не только в океанологии, но и в физике моря, метеорологии, астрономии и многих смежных науках.
И еще характерная черта, которой я не встречал до сих пор у других людей — у него планетарное ощущение Земли. Как у Брюсова:
Я сын Земли,
Дитя планеты малой…
В беседах со мной он не раз говорил, что очень любит Землю в целом, все ее стихии. Для него планета нашане абстрактное понятие или поэтический образ, у него конкретное понятие о ней, выработанное долгими и далекими путешествиями.
Он любит природу не только за ее величественность и красоту, природа дорога и близка ему не только своей эстетической стороной. Он любит все живое за одно то, что это жизнь, ненавидит мертвое и враждебное человеку.
Вместе с тем Евгению Максимовичу присуще ощущение Космоса. Это очень явственно отразилось в его научно-фантастических произведениях: романе «Звезда и атом» — о вторжении ученых в мегамир, то есть в объекты протяженностью более пяти миллионов световых лет и в повести «Партизаны Космоса» — о контактах с инопланетными цивилизациями. Короче говоря, он, по Марку Аврелию, «наблюдает движение светил, как принимающий участие в нем».
— Конечно, Андрей Сергеевич, освоение Космоса — это чертовски здорово, грандиозный замах, — говорил он мне, — но нельзя забывать, что на Земле, нашей Земле, много еще непознанного, прежде всего — Мировой Океан.
Кудояров неустанно призывал к познанию гидрокосмоса, к необходимости бережного отношения к Океану. В повести-предупреждении «Слепой гладиатор» он нарисовал картины смерти Океана в результате небрежного, преступного обращения империалистов с голубой житницей человечества; там были поистине страшные зарисовки невиданного бедствия планеты, написанные с уэллсовской образностью и убедительностью, напоминающие офорты Гойи.
В большом научном коллективе «Академика» Кудояров был демократичен, прост, внимателен к людям, вне зависимости от рангов и заслуг, очень общителен. Он умел скрашивать досуги людей неистощимой своей выдумкой. Вот, скажем, в вечерние часы он появляется в кают-компании, приветствуемый благожелательным гулом голосов, извлекает из кармана моток мягкой проволоки, плоскогубцы и сразу же около него образуется тесный кружок любопытствующих. Сильные пальцы Кудоярова начинают вертеть из проволоки мудреные головоломки, каждый раз новые. Объявляется премия за отгадку.
— Вот это, — с лукавой усмешкой говорит Кудояров, — два конца, два кольца и спиралька — очень ядовитая штучка, товарищи… Не всякому по зубам.
Постепенно в игру втягивается все больше и больше участников. Забавно видеть, как какой-нибудь высокоученый муж, облысевший над тайнами высшей математики, кряхтит, безуспешно пытаясь освободить спираль из плена колец — штучка, действительно, оказывается очень «ядовитой».
— Евгений Максимович, это невозможно, — взывает наконец вспотевший муж.
— Как невозможно? — отзывается Кудояров. Он берет головоломку из рук неудачника и… — раз-два-три, демонстрирует решение, обычно — очень простое. — А ларчик просто открывался, — резюмирует он под общий смех.
