– Хорошо, – кивнул Сотник, – действуйте! Берите столько людей себе в помощь, сколько только будет нужно, а Лавр Буриславович вам в этом поможет.
Заместитель комбрига по тылу понимающе кивнул, а Андрей обращался уже к нему:
– Весь наш горючий припас, что мы везли в отдельных кадках, выгружайте с ладей сюда. Приготовьте пустые вёдра и бадейки, а дальше я вам покажу, что будет нужно делать.
– Хорошо, Иванович, сделаем. А лестницы, щиты-то готовить? Когда штурмовать на стены-то полезем?
– А штурма не будет. – Покачал головой комбриг. – Хватит нам уже людей терять, Буриславович. У нас вон и так четыре сотни из восемнадцати навеки здесь, под поклонными крестами, остались. Там, в крепости, мирного населения нет. Будем карать за злодеяния врага. Пусть он потом сто раз подумает, как наших пленных умучивать!
Весь оставшийся день и всю ночь шла разгрузка из ладей осадных орудий и их припасов. Потом их с боевыми припасами доставили под стены крепости. К рассвету напротив крепостных ворот и по периметру стен стояли онагры и было выстроено всё союзное войско. Все люди знали, что им было нужно делать.
Густым и низким басом протрубил сигнальный рог.
– В последний раз предлагаю гарнизону крепости Нарва сдачу! – крикнул Сотник. – Все, кто не запятнал себя смертью и пытками пленных раненых, останутся живы, виновные же предстанут перед полевым судом. Даю вам время, пока не взойдёт солнце, потом вы умрёте! Я всё сказал…
Со стен опять послышалась грязная брань и угрозы.
– Скорее это солнце повернёт прочь, чем русские возьмут крепость! – кричали её защитники, но, однако, высовываться они уже боялись. Тысяча луков и пять сотен самострелов караулили каждое их движение, и около каждого десятка стрелков-лучников стояла бадейка с налитой туда горючей смесью.
Сотник поднял руку.
– Время вышло, огонь!
Мимо рядов лучников с наложенными на тетивы зажигательными стрелами пробежали с горящими факелами специальные люди.
«Шу-у-ух!» – с шипящим шелестом в небо взвились тысячи огненных метеоров, и они впились в брёвна стен, в балки переходов и в дранку крыш внутри самой крепости.
– Бей! – крикнул Илья, и онагры выбросили первые зажигательные бомбы.
Огоньки фитилей в полёте добрались до малых сосудов с порохом, находящихся внутри основных снарядов, и на Нарву с грохотом пролился ливень горючей смолы.
– Бей! – и ещё вылетели пять бомб с жёлтой полосой на боку. – Бей! Бей! Бей!
Над крепостью разверзся огненный ад. Горели стены, пылали чадным пламенем ворота и дома. Тушить их было нечем, да и было это бесполезно. Зажигательную смесь можно было только засыпать песком, но на стенах его, разумеется, не было. Через десять минут весь город-крепость был охвачен пожаром. Пламя ревело, пожирая все, что только могло гореть. Жар был такой нестерпимый, что стрелкам пришлось отойти на семь, а затем и на восемь сотен шагов.
Орудийщики оттаскивали свои онагры подальше, поливая их и себя водой. От них и от их расчётов шёл пар.
– Смотрите и передайте своим, что бывает, если против русских творить лютое зло! – показывал плененным немцам на горевшую крепость Мартын. – Вас отпустят, но помните, что я вам сказал!
Из крепости выбежало в горящих одеждах, спасаясь, только лишь несколько десятков. Развалины её дымились ещё целую седмицу.
* * *
– Барон, для меня была честь воевать с вами! Надеюсь, что мы и дальше будем союзниками! – Командующий латной датской кавалерии Мадс отсалютовал мечом, и его сотни, развернувшись, пошли на запад.
– Прощайте! – крикнул Андрей и уже тише произнёс: – Я тоже на это надеюсь, очень надеюсь, Мадс.
Через день на юго-запад в свои лесные урочища потянулись обозы союзников-виронцев.
– До встречи, друзья! – командиры бригады прощались с вождями и со старшинами эстов. В телегах и на вьюках лошадей у них было нагружено трофейное оружие и доспехи.
С Андреевской бригадой в поместье уходило полсотни молодых виронских воинов. У них впереди был долгий путь и трудное обучение воинским премудростям.
А на месте Нарвы оставалось три сотни псковских воинов, не пожелавших возвращаться домой. Им и сотне Андреевцев предстояло на месте сгоревшей заложить новую русскую крепость и встать щитом на западном новгородском рубеже.