АА - "человек (снился человек и пр.). А потом - резкая грань с 1918 один скандал - и пошло. (неожиданно)...
Далее, опять, к примеру - К.Чуковский. Судя по записям дал известные вторичные ведения, в основном из Чукоккалы, копию известной анкету по Некрасову и т.п., но ничего существенного из того, что могло бы добавить к имеющимся сведениям. Повторяю, претензий - никаких. Только выводы, сделанные на основании изучаемых записей.
Н.Тихонов довольно близко дружа с Лукницким, открещивался от фанатичного собирателя в связи с советской карьерой, что само по себе не осуждаемо, хотя сам высоко ценил Гумилева как поэта, и как главного арбитра, принявшего участие в судьбе поэта Тихонова. Впрочем, так же ценил и Лукницкого за его цельность, целеустремленность, последовательность, но... лишь в домашней, сугубо интимной обстановке. Без свидетелей.
Вс.Рождественский - тоже с устными, и, как правило, не совсем точными, а чаще совсем неточными воспоминаниями, явно кичащийся гимназическим знакомством с Гумилевым, любящий просто ни о чем поболтать с другом в "тесном кругу" об опальном поэте, об аристократе, о том "красивом времени". Надо признать, Вс.Рождественский до конца жизни поддерживал дружеские доброжелательные отношения с отцом.
Список можно продолжить. Исключение - Л.В.Горнунг. Павел Николаевич и Лев Владимирович делились между собой всем, что удавалось найти, собрать.
Сама Ахматова. Хватаясь за соломинку спасения от надвинувшихся времен, трудных не только в личном, но и в бытовом, социальном, политическом планах, она - сильная, целеустремленная, упрямая буквально притянула в себе Лукницкого, меж тем, однако пристрастно контролируя его работу по Гумилеву, чтобы в "Труды и дни" не попало от кого бы то ни было "ненужных" для биографии поэта, сведений. И сама таковых не давала. Также, контролировала записи о ней самой, часто перечеркивая, выкидывая и даже что-то сжигая, будто бы в шутку, будто играя, т.к. отношения были близкими, встречи частыми...
Есть записи о других поэтах и людях.
Известные поэты даже если завидовали, что пишутся сразу две биографии "Труды и дни Гумилева" и "Записки об Ахматовой", но они были заняты своими проблемами, творческими и житейскими, своими самооценками. Другие люди, менее великие - те даже не в счет. У тех ревность выражалась иронией, насмешками, возможно и озлобленностью. И ситуация с арестом это подтверждает. Слишком широко в литературных, и окололитературных кругах распространились слухи о сближении Лукницкого с Ахматовой. О его работе по сбору различных документов.
При всех обстоятельствах, прослеженных мною по дневникам, Лукницкий был непоколебим. Он глубоко ощутил неповторимость мига, его эфемерность, его бесценность, его же вечность.
Он мечтал. Мечта отличает душу утонченную.
Лукницкий мечтал до 1968 года.
РЕАЛЬНОСТЬ
27 января 1968 г. отец, не дождавшись, что уходящая "оттепель" придет на помощь восстановлению справедливости, решил отправиться за справедливостью сам. Он написал письмо Генеральному прокурору СССР Р.А. Руденко с предложением начать процесс по реабилитации Гумилева.
Из дневника Павла Лукницкого
8 февраля 1968 г. "Днем мне на гор(одскую) квартиру звонил зам. генерального прокурора СССР М.П. Маляров (разговаривал с Верочкой, и она тут же по телефону сообщила мне на дачу), что переписка по делу Н.Гумилева находится у него - он просит меня связаться с ним, позвонить ему по телефону Б9-68-42 завтра (9/II) до 11.20 или после 1 часа, - хочет повидаться..."
"...А первый заместитель Генерального прокурора СССР после рассмотрения поданного мною заявления о посмертном восстановлении имени Гумилева и после изучения "дела Гумилева", затребованного из архивов КГБ в прокуратуру, а также представленных мною материалов, сказал мне: "Мы убедились в том, что Гумилев влип в эту историю случайно... А поэт он - прекрасный... Его "дело" даже не проходит по делу Таганцевской Петроградской "боевой организации", а просто приложено к этому делу".
И показал мне тоненький скоросшиватель, и, в частности письмо, ходатайствующее о передаче Н.Гумилева "на поруки" с подписями М. Горького, Маширова-Самобытника и многими другими, - это письмо сохранилось в "деле Гумилева". Маляров также сказал мне, что "состав преступления" Н.Г. настолько незначителен, что "если б это произошло в наши дни, то вообще никакого наказания Н.Г. не получил бы..."
