– Мигель вбежал в дом – он увидел бандитов, – сказала Эсперанса. Она вспомнила, как стояла на стуле, раскинув руки, как птица, готовая взлететь, когда Гортензия пригоняла на ней платье. А еще она помнила свои новые туфли – черные и блестящие.
– Верно, – подтвердила Гортензия. – Я выглянула в окно и увидела шестерых мужчин. Их лица были закрыты платками, а в руках они держали ружья. Эти люди считали, что им дозволено воровать у богатых и отдавать награбленное бедным. Но они вовсе не всегда отдавали бедным захваченное добро, а иногда еще и убивали невинных людей.
– Мы спрятались под кроватью, – сказала Эсперанса, – и свесили с нее покрывало, поэтому они нас не увидели. – Она вспомнила, как смотрела на доски кровати – почти как сейчас на доски повозки.
– Но мы не знали, что в кармане у Мигеля была здоровенная мышь. – Гортензия улыбнулась в темноте.
– Да, он хотел меня напугать, – сказала Эсперанса.
Повозка скрипела и покачивалась. До них доносились приглушенные голоса Альфонсо и Мигеля. Стойкий запах гуаяв наполнял повозку проникая в ноздри. Эсперанса немного расслабилась.
Гортензия продолжила:
– Мужчины вошли в дом. Они открыли буфет и забрали серебро. А потом мы услышали, как они поднимаются по ступенькам. Двое вошли в спальню. Мы из-под покрывала увидели их большие башмаки, но не издали ни звука.
– А потом я укололась булавкой, дернула ногой и стукнулась о кровать.
– Я так испугалась, что они нас найдут! – сказала Гортензия.
– Но Мигель выкинул мышь из-под кровати, – вспомнила Эсперанса, – и она побежала по комнате. Мужчины сначала испугались, но потом засмеялись, и один из них сказал: «Да это просто мышь! Хватит с нас, пошли!» И они ушли.
– Они забрали почти все серебро, – заговорила мама, – но мы с папой думали только о том, что вы остались целы и невредимы. Ты помнишь, как папа сказал, что Мигель – умный мальчик и повел себя очень храбро, а потом спросил у него, какое вознаграждение он хочет за то, что защитил тебя.
– Мигель захотел прокатиться на поезде, – вспомнила Эсперанса.
Гортензия тихо хмыкнула, а мама взяла Эсперансу за руку.
Казалось, они только вчера съездили с Мигелем на поезде в Сакатекас – это была его награда. Ему было восемь лет, а Эсперансе – пять. На ней было красивое голубое шелковое платье, и Эсперанса помнила, как в тот день Мигель стоял на станции с галстуком-бабочкой и весь сиял, как будто Гортензия вымыла и накрахмалила его. Волосы Мигеля были гладко зачесаны, а глаза блестели от восторга. Он не сводил глаз с медленно подползавшего к перрону паровоза. Эсперанса тоже была взволнованна.
С шумом и треском подошел поезд, и носильщики засуетились, провожая пассажиров в вагон. Папа взял детей за руки, и они сели в поезд, помахав на прощание Альфонсо и Гортензии. В купе были сиденья, обитые мягкой кожей, и Эсперанса с Мигелем весело на них плюхнулись. Потом они ели в вагоне-ресторане за маленькими столиками, на которых были разложены серебряные приборы и расставлен хрусталь. Когда пришел официант и спросил, что им принести, Эсперанса сказала:
– Пожалуйста, принесите нам завтрак.
Мужчины и женщины, одетые по последней моде, в шляпах, заулыбались, глядя на любящего отца и его двух детей. Когда они приехали в Сакатекас, женщина в яркой шали поднялась в поезд и пошла по вагонам, продавая манго на палочке. Плоды были очищены и порезаны в форме экзотических цветов. Папа купил каждому по манго. Когда они ехали обратно, Эсперанса и Мигель прижались носами к оконному стеклу и всем, кого видели, махали липкими от сока свежих манго руками.
Повозку тряхануло – колесо попало в выбоину на дороге. Эсперансе хотелось бы приехать в Сакатекас так же быстро, как тогда на поезде, а не ползти в тряской телеге по проселку. На этот раз похороненная под горой фруктов, она никому не могла помахать. Здесь было совсем не так удобно как тогда в поезде. И с ними не было папы.
Эсперанса в поношенном платье стояла на станции в Сакатекас. Платье с чужого плеча плохо сидело, его желтый цвет казался девочке отвратительным. Хотя они уже давно покинули фургон, от нее все еще пахло гуаявами.
