- Генерал, - почти беззвучно прошептали эти губы, - Локк не просто похож на Наполеона. Он и есть Наполеон.
Чашка в руке Дан Арма мелко-мелко задрожала.
Сзади послышался шум: в буфет ввалилась группа офицеров.
- Если вы не надумали вызывать психиатра, - сказал Моравский, - то пойдемте ко мне и продолжим разговор.
Нет, даже мысли о психиатре не возникло у Дан Арма. Было что-то в словах полковника, чему не верить было нельзя, хотя и поверить было тоже невозможно. И если не считать детства, Моравский был первым человеком, вызвавшим в нем страх. Необъяснимый страх, что ужасней всего.
Дан Арму пришлось сделать усилие, чтобы, сохраняя бодрую выправку, пройти мимо офицеров, которые толклись возле кофейного автомата. В конце коридора, где он загибался буквой "Г", Моравский толкнул дверь и пропустил Дан Арма в свой кабинет, крохотный по сравнению с апартаментами генерала.
- Располагайтесь и спрашивайте.
Пальцы Моравского опять держали зажженную сигарету. Кажется, они не расставались с ней никогда.
- Вы пошутили, - неуверенно сказал Дан Арм.
- Нет, и вы это сами чувствуете. Как вам известно, генерал, а может быть, неизвестно, вся генетическая информация человеческого существа заключена в любой из клеток его тела. В любой, а не только в половых. Да, так...
Моравский задумался, его опять окружало струящееся облако. Какая-то феноменальная способность извлекать из обычной сигареты дымовую завесу.
- Некоторые клетки организма так устойчивы, что генетический код сохраняется в них после смерти. - Моравский зачем-то посмотрел на свои ногти. - И кому-то в голову пришла эта идея. Были колоссальные, фантастические трудности. Но это неважно. Успех пришел после десяти лет неудач. Остальное - формирование плода, рождение ребенка Наполеона Бонапарта было уже делом чистой техники. Я сам участвовал в опытах и потому знаю.
- Но это же бессмыслица! - Дан Арм у казалось, что он продирается сквозь пелену кошмара. - Наполеон был полководцем девятнадцатого века!
- Какая разница? Наследственные задатки нетленны. Остальное формируют воспитание и обстоятельства. Не сомневайтесь, об этом позаботились. Локка-Наполеона подсаживают в седло, неужели неясно? Сейчас представился случай, чтобы он показал себя на деле. Вот и все.
Инстинктом Дан Арм чувствовал, что сказанное - правда. Но принять эту правду он все еще не мог.
- Локк не гений, - упрямо сказал он. - В нем нет даже таланта.
- Локк-Наполеон талантлив, вы предвзято судите. Впрочем, это естественно. Не гений? Наполеона до его побед тоже не считали гением. Генерал! - Моравский перегнулся через стол, и Дан Арм снова близко-близко увидел за струящейся пеленой дыма равнодушные ореховые глаза. - Генерал, вы все-таки не понимаете главного. Локк-Наполеон предназначен для больших дел. Если он справится сейчас, он станет военным министром, что бы вы там ни делали. А в критической ситуации - это предусмотрено тоже - ему позволят стать диктатором. Мы все будем у него в кулаке. Как эта сигарета.
Моравский придавил окурок и энергичным движением растер его.
- Зачем? Зачем? Смысл? - Дан Арм был так потрясен, что других слов у него просто не нашлось.
- Огромный смысл. Огромнейший. Может быть, среди современных офицеров, рожденных, так сказать, естественным путем, есть люди, потенциально не менее великие, чем Наполеон. Но это игра втемную. А Наполеон уже проверен историей. Известны и сильные, и слабые его стороны, его будущим до известной степени можно управлять, чего, к примеру, нельзя сказать о вас, понимаете? Риск, конечно, есть. Знаете, он в чем?
- В провале операции. - В голосе Дан Арма прозвучала надежда.
- В этом, разумеется, тоже. И в том, что иное воспитание, иные условия формируют иную личность. Наш Наполеон куда менее симпатичен, чем прежний, например. У него цинизм современного сверхчеловека. Но главный риск не в этом.
- А в чем?
- Подумайте сами.
- Зачем вы мне все это рассказали?
- Чтобы вы не пытались своей бравой грудью остановить мчащийся экспресс.
- И для этого выдали государственную тайну?
- Вот она, человеческая благодарность! - Моравский встал и, сутулясь, прошелся по комнате. Его расстегнутый мундир был обсыпан пеплом. - Ах, генерал, все суета сует, кроме чистой совести. Я бы мог промолчать и тем подписать вам смертный приговор, но это мерзко. Поживите с мое, покрутитесь возле этих штучек, - Моравский постучал по панели, - и вы поймете, что я прав.
