Третий смертный «грех» против счастья: отчаянная жажда любви
Водном фильме, ради просмотра которого я подростком прогулял школу (прости, мам, я больше никогда не буду!), беременная женщина, невинного и миролюбивого мужа которой убивает злобный негодяй, рожает сына и затем воспитывает его так, чтобы он вырос крутым и закаленным. Она всем сердцем любит этого ребенка, но подвергает его всевозможным крайностям сурового обращения, в том числе подвешивает под холодным дождем, отказывает ему в пище и оставляет его плакать, пока он не уснет, – все это с целью превратить его в отважного, независимого парня. И ее замысел срабатывает! Мальчик, который вырастает точной копией отца (распространенное явление в болливудских фильмах), мстит за его смерть, разбивая голову негодяя о скалу, и после этого все живут долго и счастливо.
Этот фильм основан на преобладавшем в начале XX века убеждении, что невзгоды детям только на пользу. Это воззрение превалировало особенно среди психологов-бихевиористов. Они считали, что проявлять любовь и привязанность к младенцам, обнимая, целуя или держа их на руках, значит растить их слабыми, ленивыми и чрезмерно зависимыми. Теперь мы знаем, что бихевиористы были не правы. Чтобы вырасти здоровыми взрослыми, любовь и поддержка нужны детям не меньше, чем пища. Разумеется, большинство родителей (за исключением героев плохих фильмов) знают это интуитивно, но у этой теории было мало научной поддержки, пока Гарри Харлоу, только-только получивший докторский диплом Стэнфордского университета, не стал членом профессорско-преподавательского состава Висконсинского университета в 1930 году.
Обезьяны Харлоу
Харлоу не стремился доказать, что любовь и поддержка так же важны для людей, как пища. Он собирался доказать, что живые существа не являются машинами, которыми выставляли их бихевиористы. Но эту историю можно рассказать в другой раз. Чтобы проверить свою гипотезу насчет любви, Харлоу нужны были обезьяны, а в 1940-х годах в Соединенных Штатах достать их было нелегко. Поэтому Харлоу сделал то, чего до него никто никогда не делал: он стал выращивать собственных обезьян, позволив взрослым приматам в своей лаборатории спариваться друг с другом. Для того чтобы вырастить здоровое потомство, он вскоре после рождения отделял малышей от матерей. Их помещали в отдельные клетки, чтобы предотвратить распространение болезней. То есть, как ни иронично, с целью вырастить здоровых обезьян Харлоу отказывал малышам в возможности обнимать своих матерей и сидеть у них на руках.
Как вы можете догадаться, в противоположность тому, что ожидали получить Харлоу и его группа, лабораторные обезьяны выросли психологически ущербными. Здоровые обезьяны, когда их сажают в одну клетку, интересуются друг другом и вскоре начинают играть – практически так же, как делают здоровые человеческие дети. Далее, проведя некоторое время вместе, они формируют узы друг с другом и сопротивляются попыткам разлучить их. Но обезьяны, выращенные в лаборатории Харлоу, были другими. Посаженные в одну клетку, они либо не интересовались другими, либо проявляли открытую враждебность. Особенно они не желали, чтобы их касались другие обезьяны или исследователи; если кто-то подходил к ним слишком близко, они становились настолько агрессивными, что могли нанести физический ущерб. Кроме того, многие обезьяны наносили раны самим себе, грызя собственные конечности. Некоторые из них непрерывно раскачивались и смотрели в пустоту ничего не выражавшим взглядом. Впоследствии Рене Шпиц, исследователь, работавший с осиротевшими человеческими детьми, обнаружил, что младенцы, лишенные любви и ласки, демонстрируют сходные симптомы.
Поначалу Харлоу и его команда не осознавали, что воспитывают психически нездоровых обезьян. Чтобы обратить на это внимание, понадобился взгляд постороннего – Джона Боулби, британского психоаналитика. Но как только Харлоу услышал это предположение от Боулби, он начал исследовать ту роль, которую любовь играет в развитии и росте обезьян.
В одном из своих самых известных экспериментов Харлоу и его группа напрямую сопоставляли потребность в любви и заботе с потребностью в пище. Группу маленьких резусов отделили от матерей вскоре после рождения. Затем по одной поместили в клетки с двумя неодушевленными фигурами примерно такого же размера, как взрослая обезьяна. Фигуры должны были играть роль «суррогатных матерей» и были снабжены условными ртом, глазами и телом. Однако в то время как одна из этих «суррогатных матерей» была обтянута поролоном и тканью, которые делали ее мягкой и уютной, другая была изготовлена из проволочной сетки и на ощупь была твердой и жесткой.
