Пенелопа повесила над его пустующим столом групповой портрет членов сектора в полном составе. Временами, как бы забывшись, она смотрит на этот портрет, и глаза ее увлажняются слезами…»
История о верной Пенелопе мне понравилась больше, хотя замечаний, конечно, набежало много. Я записал на листке:
8. Фигура директора выписана совершенно неубедительно (уточнить, усилить, а лучше совсем убрать).
9. Не Геркулесовы столбы, а Геракловы (не надо путать Древнюю Грецию с Древним Римом).
10. Почему Пенелопа не обратилась в профсоюзный комитет?
И наконец последнее:
11. Да есть ли в рукописи хоть один положительный герой?! (очень подозрительно и отчасти даже неумно).
В настроении, несколько более ободренном, я перешел к следующей истории:
«Золотые уши
В то сумасшедшее утро Зевсу пришлось отменить традиционную ежедневную пятиминутку с начальниками цехов, отделов и служб. Это было обидно. Директор «Олимпа» имел две (всего две!) всепоглощающих страсти, или, скорее, слабости, — отвести душу в личном тире и поговорить на «летучих» совещаниях, желательно расширенного состава.
Персональный тир примыкал непосредственно к директорскому кабинету и был уставлен модными статуями ряда руководителей главка и министерства. После разгонов и накачек, случавшихся нередко, Зевс запирался в тире и метал в статую молнии. Он называл эту процедуру — «немного разрядиться». Зевс не подозревал, что открытый им способ восстанавливать душевное равновесие будет в следующей Эре, в немного изменённом виде, применяться на японских предприятиях и ошибочно будет назван японским методом.
Если метание молний, занятие в общем-то безобидное, никому хлопот не доставляло, то со второй слабостью было посложнее. Речи на пятиминутках постоянно затягивались, слушатели ерзали на месте и с тоской поглядывали на двор, на заводские солнечные часы со столбиком в виде уменьшенной статуи Афродиты с веслом.
Зевс распорядился перенести Афродиту в свой кабинет и установил часы рядом е директорским креслом-троном. Во время летучек окна плотно зашторивались, а на стене висел ярко горевший факел. Если совещание внезапно забредало не в ту сторону, молниевержец, не вставая с трона, просто сдвигал факел в сторону. Тень от весла Афродиты автоматически перемещалась па следующее деление циферблата, и пятиминутка столь же автоматически заканчивалась — ибо, как не раз говаривал директор «Олимпа», «регламент — это основа основ».
Зевс не мог нарадоваться на свое изобретение. Но в то злосчастное утро совещание все же пришлось отменить. Молниевержец как раз заканчивал конспект своего выступления. Он дошел до центрального положения доклада: «Мы не можем терпеть случаев, когда кони, выпущенные сборочным цехом, смотрят назад. Сейчас не то время, чтобы оглядываться и пятиться назад, товарищи! Нам этого никто не позволит, и мы тоже не позволим этого никому! Головы удалось развернуть обратно, однако после переработки техдокументации у копей обнаружилось по пять ног. Это не наше влияние, товарищи! Это явно ассирийские мотивы, противоречащие нашему реалистическому производству. Сегодня, когда на заводе широко развернулась кампания за экономию пиломатериалов, такое положение недопустимо. И мы будем строго спрашивать с тех, кто прикрываясь лишними ногами, пытается…»
Молниевержец страшно увлекся, но закончить не сумел. В кабинет буквально вбежал бог-референт.
— Беда! — крикнул Дионис. — Около тарного цеха забил фонтан!
— Там что, копали? — испуганно осведомился молниевер-жец. — К зиме готовились? Сто раз повторял, не копайте траншеи летом, вода же не замерзает… Зачем нам эти потопы?
— Хуже, — доложил референт. — Кажется, это нефть. Или машинное масло, там не разберешь. Мы с Дионисом-старшим нюхали — это что-то горюче-смазочное. Срочно необходимо ваше вмешательство!
Зевс кинулся к персональной колеснице, которой правил всегда сам, и в один миг прибыл на место происшествия.
Выяснилось, что виноват Пегас-тяжеловес. Он перевозил на восстановленный склад крупную партию веников, испугался клубов пара, вырвавшихся из кузнечно-прессового (там пробовали новый горн
