- Надеетесь на этом сделать военную карьеру? - хотя тон Казимирского был шутливым, по глазам я понял, что для него - все очень серьезно!
- Увы! Никогда не мыслил себя кадровым офицером. И хотя, весьма интересуюсь техникой, все равно собирался поступать в Императорское Училище Правоведения. Мама всегда говорила, что у меня склонность к юриспруденции.
- Зачем же вы пошли в армию?
- В этом мой долг честного человека и дворянина - помогать стране в трудное время всеми доступными мне методами.
- Еще раз - браво, барон! Надеюсь, что у нас с вами не случиться каких либо недоразумений, на почве вашей склонности к гуманитарным, а не военным наукам?
- Не стоит беспокойства, господин поручик! В данный момент все мои помыслы направлены на победу русского оружия.
- Прекрасно. В таком случае, не смею вас больше задерживать. И поторопитесь - скоро отбой. - Казимирский заложил руки за спину, развернулся и неторопливо направился к своей палатке.
Я длинно и сочно выматерился, естественно про себя!
Принес же шайтан этого карьериста долбанного. Я себе чуть мозги не вывихнул, придумывая правдоподобное объяснение и одновременно упражняясь в изящной словесности.
Пся крев! Или как там у вас, у пшеков, говориться?
* * *
Уже после отбоя, шуганув часового ко мне явились Лиходеев с Копейкиным.
- Вашбродь, разговор есть!
- Чего вам?
- Говори уж! - Фельдфебель ткнул каптера кулаком в спину.
- Ну, это… Мне полковой каптенармус сказал, завтра получать патроны и походные пайки…
- И что?
- Ну, дык, значит - выступаем завтра.
- Ага… - я задумчиво потер переносицу. - До линии фронта тут верст десять?
- Так точно, вашбродь.
- Значит - идем в наступление!!!
7
Подготовив одежду и снаряжение к подъему по тревоге, я улегся на походную кровать - эдакую разновидность раскладушки.
Все-таки палатка - это хорошо. От погодных неприятностей прикрывает, не лишая при этом прелестей ночевки на природе. Хотя конечно кровати я бы предпочел спальник.
Погода теплая. Воздух пахнет сосной и травами. Мягко потрескивают в ночной тишине костры.
Лежа на душистой набитой сеном подушке, я постепенно расслаблялся после тяжелого дня, пытаясь собраться с мыслями.
Не получалось.
Мешали отчетливо слышимые голоса солдат. Люди вели неспешные беседы о доме и родне, о войне и смерти, о всякой ерунде. Говорили о чудесах и предчувствиях, рассказывали различные солдатские Были и небылицы. Вспоминали мирное житье.
Кто-то тихонько пел, 'Долю горькую проклинаючи…'.
Манера исполнения живо напомнила мне фильм 'Особенности национальной охоты' - там мужики так же тянули 'Черный ворон…'
Внезапно накатила тоска.
Вспомнил свою прошлую жизнь, родителей, друзей, коллег…
Остро захотелось маминых домашних котлет, поспорить с отцом о футболе, послушать мой любимый 'Dire Straits'.
Эх!
Телик хочу посмотреть! В Интернете полазить! В стратегию какую-нибудь поиграть или бродилку-стрелялку!
И бабу! Бабу хочу особенно - гормоны молодого тела жару подбавляют.
Перед глазами стояла моя последняя пассия - Татьяна. Высокая спортивная брюнетка. Милая, умная, смешливая с озорным взглядом карих глаз из-под 'анимешной' челки. Вспомнилось, как мы катались на теплоходе по Москве-реке, как ели суши в ресторанчике в Камергерском переулке, как потом поехали ко мне…
Прошлое… Прошлое… прошлое…
А как насчет будущего?
Пока что перспектива моего существования ограничивается завтрашним днем.
Завтра полк, скорее всего, выдвинется к линии фронта и пойдет в атаку на немецкие позиции. Вероятно, намечается прорыв фронта с юга на север с целью отрезать Восточную Пруссию вместе с 8-ой и 10-ой Германскими армиями.
Хватит ли нам сил для осуществления задуманного?
Хватит ли сил лично мне - поднять в атаку свою роту на вражеские пулеметы и колючую проволоку?
Хватит ли мне удачи - выжить?
С этими невеселыми мыслями я уснул…
* * *
Тревожного подъема не случилось и до завтрака ничего необычного не происходило, а потом - началось!
Говорят - переезд равносилен пожару.
Так вот - экстренное свертывание воинской части для передислокации, по разрушительной силе, сравнимо с одним потопом и двумя землетрясениями вместе взятым. Все бегают, орут, суетятся. Лиходеев материться с такой громкостью и интенсивностью, что лесополоса, в которой мы расположились, вероятно, увянет навсегда. Я тоже успел сорвать голос и отбить кулак, раздавая животворящие тумаки и ценные указания.
