Теперь она разбирала все его слова, хотя по-прежнему ничего не понимала.
Маэрлин положила руку Эдди на плечо.
— Я не могу оставить девочку наедине с ее несчастьем, чтобы она потом мучила себя… после того что должно произойти. Если бы мы только сумели…
Человек сердито поглядел на Эдди.
— Если будешь медлить, для нее тоже выйдет только хуже.
— О чем это вы говорите? — спросила Эдди.
— Видишь ли, мы пришли сюда, чтобы кое-что забрать, — ответил человек. — И когда этого кое-чего, а точнее кое-кого, здесь больше не будет, все изменится. — Теперь он говорил очень медленно. — Произойдут события, которые не должны были случиться, и наоборот, не произойдет то, что иначе случилось бы. Иначе говоря, Маэрлин пришла забрать то, что нам нужно, и чем дольше она будет медлить, тем больше все усложнится.
— Тебе не очень-то удаются такие объяснения, — сказала Маэрлин, — и не надо путать малышей.
— Не надо откладывать!
Пальцы Маэрлин вцепились в плечо Эдди.
— Но оставить ее здесь, зная, что она никогда…
— Взять ее с собой ты не можешь.
Не разговаривай с незнакомцами. Папа говорил ей это множество раз.
Не разговаривай с незнакомцами и приглядывай за братом. Этого человека наверняка можно считать незнакомцем, пускай даже Маэрлин его знает; к тому же Эдди видела, что та боится.
Маэрлин схватила Эдди за руку. Все вокруг внезапно вздрогнуло и покачнулось; Эдди почувствовала, что ее сейчас стошнит. По детской площадке прошла рябь, словно Эдди смотрела на нее сквозь толщу воды, а потом все снова стало как всегда — все перекладины на месте и ярко блестят. Она несколько раз глотнула прохладный воздух, и тошнота понемногу прошла. Парк, однако, все еще выглядел не совсем нормально: горка находилась дальше от гимнастического комплекса, а качелей только шесть, а не семь. В парке никого не было, только у пруда пара больших парней в плавках — вероятно, спасатели.
У Эдди подкосились ноги, и внезапно оказалось, что она сидит на траве.
— Что случилось? — прошептала она.
— Мы пошли в парк, и мой друг последовал за нами, — сказала Маэрлин. Ее голос дрожал. — Но теперь нам надо возвращаться домой, потому что время ужинать.
— Время, — повторил Сирил.
— Не может быть, — пробормотала Эдди. — Мы ведь только что вышли из дома!
Однако парк не был, как обычно в послеобеденное время, пронизан солнечным светом, а по другую сторону улицы, на затянутой сеткой террасе большого белого дома за столом сидели мужчина и женщина.
Эдди не помнила, чтобы эта терраса была затянута сеткой. Она подняла голову.
— Что происходит?
Маэрлин побледнела и прикусила нижнюю губу.
— Гляди, — сказал Сирил. — Клубничная птичка!
Он показывал на серый дом с башенкой. На передней стене дома, рядом с верандой, возникло изображение, словно в кинотеатре; сперва картинка была размытой, но потом прояснилась, и они увидели ржавый гимнастический комплекс из заброшенного парка, который они только что покинули. Седоволосый человек в полосатом пиджаке стоял рядом со шведской стенкой, прижимая к груди соломенную шляпу.
Человек помахал им шляпой, и картинка начала медленно растворяться.
— Нет, — вполголоса пробормотала Маэрлин. Она взяла Эдди за руку и повела детей прочь из парка.
* * *
Отец Эдди с обеспокоенным лицом торопился к ним через мост.
— Решил пойти вас поискать, — сказал он, нагибаясь, чтобы обнять Эдди.
— Простите, мы опоздали, — ответила Маэрлин.
— Ну, не так уж и опоздали, однако мама все же беспокоится.
— Не может быть, чтобы было так поздно, — сказала Эдди, когда они перешли через мост. — Мы ведь не очень долго ходили.
Начинало темнеть, по обеим сторонам улицы и на подъездных дорожках стояли припаркованные машины, как бывает, когда люди уже вернулись с работы.
— Мы были в парке, только он оказался не такой, как обычно… — Маэрлин сильно-сильно сжала ее руку.
— Видели клубничную птичку, — пробурчал Сирил.
— Я думал, ты видишь их только на стене в своей комнате, — удивился мистер Альмстед.
— А эта была в парке, — упорствовал Сирил.
— Ничего мы там не видели, — сказала Маэрлин. Ее голос звучал как-то странно; видно, ей было не по себе из-за того, что она лжет.
