— Ближе не советую, — сипло сказал Гнатюк. — По себе сужу, насмотрелся однажды, так веришь, неделю не спал.
— Лихо, — с хрипотцой отметил Кторов. — Кто же это их?
— Розалия Землячка да Бела Кун, — Гнатюк снял бинокль и протянул его товарищу. — Нашли, кому судьбы российских мужиков доверить!
В бинокль оказалось трудно различить что-либо определенное, только тени в воде вытянулись и обрели человеческие очертания. Домысливать было страшно.
— И сколько их здесь? — спросил Кторов, опуская бинокль.
— Откуда я знаю? — буркнул Гнатюк. — Я их не топил. Знаешь, что я сейчас подумал? Всадить бы в твой затылок пулю, пока ты окрестности разглядываешь, — и в воду. От таких вот гостей одно беспокойство. Когда мне что-то непонятно, я нервничать начинаю. А так — все спокойно, все хорошо, и проблем никаких. Мало ли что — ехал да не доехал. Время беспокойное.
— Ну-ну, — хладнокровно сказал Кторов.
Гнатюк неприятно улыбнулся.
— Хорошо держишься, браток. Другой бы за наган стал хвататься.
А ты не суетлив. Считай, пошутковал я насчет мыслей своих. К воде спускаться будем или назад поедем? Я тебе так скажу, покойник он и в море покойник. Здесь они спокойно лежат, здесь хорошо.
— Назад поедем, — Кторов вернул чекисту бинокль. — А ты, я вижу, всего этого не одобряешь?
— Крови уж больно много, — пояснил Гнатюк. — Я понимаю, когда в бою. Но эти-то вроде в плен сдались, оружие побросали. Покуда мы так мировую революцию делать будем, земля кровью захлебнется.
Да и кто за нами пойдет, если мы чужой кровушки во имя даже самых распрекрасных идеалов жалеть не будем? Тебе-то это вроде тоже не глянется?
— Не глянется, — подтвердил Кторов.
— Чего же тогда служишь?
— А ты?
— Да куда деваться, — вздохнул Гнатюк. — Все у меня здесь, сам местный в третьем колене, все, что предки нажили, не бросишь ведь, верно?
Лошади шли неторопливо, день был солнечным, и только на западе стягивались в молочную кучу растянувшиеся поутру облака. Никуда не хотелось торопиться. И делать после увиденного ничего не хотелось. Даже не верилось, что в этом благословенном Богом месте творились страшные дела. Интересно, как их топили? Вывозили на ржавой барже и по одному спускали под воду с грузом на ногах.
На глазах у остальных. И каждый терпеливо ждал своей очереди. Антон почувствовал, как каменеют скулы. Зачем все это делалось? Ради чего? Революции совершаются во имя людей. А когда людей топят, как слепых щенков? Кто будет жить в светлом и красивом будущем, если революционная доблесть — потопить людей, уставших воевать?
В молчании они подъехали к пригороду. Люди вглядывались в лица всадников, узнавали Гнатюка и успокоенно возвращались к обыденным делам. Не разговаривая, спутники доехали до майдана Незалежности, привязали лошадей.
— Зайдешь? — спросил Гнатюк.
— Позже, — уклонился Антон. — У меня тут еще дела имеются.
— Знаем мы эти дела, — насмешливо подмигнул чекист. — Папочку, как прочитаешь, не забудь в музей занесть.
— Баюн Полосатович, морда кошачья, предатель ушастый, не солгал — папочка и в самом деле содержала весьма и весьма любопытные сведения, которые непосредственно относились к полученному Кторовым заданию.
Странное существо появилось в семнадцатом веке в Праге, и изготовил его из особых глин раввин пражской синагоги Лоэв для того, чтобы существо, которое он назвал Големом, обеспечивало порядок и безопасность в еврейском квартале города. Лоэв нашел тетраграмматон, дающий Голему жизнь. И все было нормально: утром раввин писал на лбу Голема заклинание, и тот начинал свое патрулирование, а вечером надпись со лба чудовища стиралась, и оно покорно замирало в углу синагоги до следующего утра. Но однажды вечером раввин забыл стереть запись, и существо взбесилось. Голем разрушил десятки домов, убил и ранил десятки людей, прежде чем раввин ухитрился стереть заклинание. После этого Голем превратился в кусок глины, а свиток, на котором заклинание было записано, Лоэв спрятал. Через некоторое время старик умер, а имущество его было передано старьевщику Вассертруму. Что-то там произошло, может, соискатели свитка обнаружились, только у Вассертрума наступили неприятные времена: за ним и членами его семьи началась настоящая охота. Спасаясь от смерти, Вассертрум перешел русскую границу, некоторое время скитался по обширным пространствам империи, а потом осел в Лукоморске, благо, что прошение его на высочайшее имя о предоставлении российского подданства однажды было удовлетворено.
