Ошеломленный Антон медленно приходил в себя.
— И что, вся эта информация есть в моем запахе? — спросил он.
Кот недовольно дернул хвостом.
— Дорогой ты мой, — сказал он. — Ты даже не представляешь, сколько информации может извлечь из вашего запаха умное животное. Я, конечно, не говорю о полицейских собаках, хотя этот их хваленый пес Треф был весьма и весьма неглуп. Но с котом ему, конечно, никогда не сравниться, он всегда брал только верхним чутьем.
Будем считать, что знакомство состоялось?
Антон Кторов вздохнул. В его профессии удивляться не следовало ничему.
— Почти, — сказал он. — Я уж теперь и не знаю, как мне называть… — он замялся, не зная, как обращаться к коту: обращение на «вы» казалось выспренним и смешным, а обращение на «ты» выглядело излишне фамильярным.
— Можно на «ты», — угадал его сомнения кот. — Считай, на брудершафт мы уже выпили. А зовут меня Баюном Полосатовичем.
Не слишком сложно?
— Да нет, — сказал Антон. — Все нормально. Но ты, Баюн Полосатович, понимаешь, зачем я здесь оказался?
Кот приоткрыл один глаз.
— Вот только в карьер не гони, — предупредил он. — Не надо меня с ходу в агенты записывать — я кот, который гуляет сам по себе. Поэтому я ни за белых, ни за красных, а зеленых я вообще терпеть не могу.
Он повозился, тяжело забрался передними лапами на колени Кторова и, подняв лобастую голову, посмотрел ему в глаза:
— Чего сидишь? Кошки никогда в доме не было? Погладь, баки почеши, за ушком — но только осторожно, не люблю, когда грубо ласкают.
Дождался прикосновения пальцев и басовито с перерывами заурчал. Словно «паккард», прогревающий двигатель перед зданием Совнаркома.
— Слышь, Баюн, — негромко спросил Кторов. — А почему Полосатович?
— Дурак ты, — сонно пробормотал кот, — потому и человек. Полосатом моего отца звали. Так ты поверь, с ним ни одна тельняшка рядом не стояла. Я на эти тельняшки в прошлом году насмотрелся, когда красные город брали. Сплошное безобразие… — он повернул морду удобнее и, явно желая соблюсти объективность, сказал: — Впрочем, белые тоже не подарок — с любого безо всякой жалости шкурку снимут!
Полежал немного, задумчиво пробуя когтем ткань штанины человека, нервно зевнул и добавил:
— Кумковцы еще хуже — они по три шкуры драли и при этом раз пять в году.
- К борьбе за общие свободы всегда примазываются самые подозрительные личности, разного рода авантюристы стремятся использовать общую борьбу для обретения личных свобод. Одним из таких авантюристов был Александр Кумок.
Дореволюционная жизнь его была остра, проста и незатейлива, как плотницкий топор.
С трудом окончив гимназию, Александр Кумок понял, что научная стезя не для него. Впрочем, и все остальные, где нужно было прилагать усилия для того, чтобы добиться в жизни успехов, тоже оказались не для него. Больше всего юный Шура Кумок любил валяться на крутой скале, нависающей над морем, и мечтать о кладе. Он даже ясно представлял себе, как с лопатой приходит в грот «Голова Великана» — тот самый, вход в который из-за пробитых природой отверстий и полоски белых валунов внизу напоминал весело скалящийся череп.
Там он копает в самом углу и натыкается на железный сундук, зарытый греческими пиратами, весело и удачно грабившими турок и крымских татар. Вскрывает сундук… Остальное любой поймет без лишних слов. Александр так уверовал в это, что некоторое время и в самом деле не расставался с заступом, и в пещере было вырыто немало ям там, где, по расчетам Кумка, должен был находиться сундук.
Клада не было.
Со временем Александр Кумок охладел к поискам сокровищ.
С некоторых пор вместо заступа он стал брать на прогулки револьвер «лефоше», у которого в рукоятку был удобно вмонтирован нож. И надо же было такому случиться, что на узкой дорожке одним жарким августовским днем ему повстречался грек Папа Папандопуло, который шел к морю по своим контрабандным делам. Что там у них произошло, не знает никто, но Александр Кумок облегчил Папу на пятьсот полновесных николаевских рублей. Обиженный грек поспешил в полицию, и Саша Кумок получил свой первый срок. Срок оказался небольшим — судьи учли возраст преступника, которому к тому времени едва исполнилось тринадцать лет, его социальное положение, а также личность потерпевшего, который симпатий не вызывал.
