Портфель, брошенный чекистами, раскрылся, и из него посыпались драгоценности. Не карбованцы, не керенки, не червонцы и даже не пачки фунтов стерлингов или франков посыпались из портфеля сверкающей на солнце грудой, и Антон мысленно похвалил себя за осмотрительность. Не могло быть у чекистов таких ценностей!
Один из преследователей — грузный длиннорукий и коротко стриженый мужчина в серой косоворотке, подпоясанной солдатским ремнем, и в офицерских черных галифе, скрипя сапогами, присел на корточки и стал укладывать выпавшие драгоценности в портфель. Он ссыпал их в портфель горстями, словно воду сливал.
Перехватив взгляд Антона, человек подбородком указал на него товарищам.
К Кторову приблизился худой смуглолицый юноша, которому на вид можно было дать не больше шестнадцати. Чем-то юноша напомнил Кторову Павла Судоплатова — воспитанника первого ударного Мелитопольского полка, с которым судьба сводила Кторова в девятнадцатом году. Помнится, Антон тогда еще шутливо предсказал ему большое чекистское будущее, конечно же, в случае окончательной победы красных. Паренек из Лукоморска здорово на Павла смахивал.
— А что, товарищ, — заливаясь нежным румянцем, сказал он. — Документы какие имеются?
Второй раз за последние два дня у Кторова проверяли документы.
Из какой-то неясной ему самому предосторожности Кторов предъявил юноше документы, подготовленные Наркомпросом.
Чернявый юноша долго вертел их в руках, краснея и шмыгая носом, рассматривал печати и затейливую роспись Луначарского, потом, не глядя на Кторова, передал документы старшему товарищу.
«Да он читать не умеет!» — догадался Кторов и едва не рассмеялся.
— Луначарский, значит, — сказал стриженый здоровяк в косоворотке. — Я понимаю — культура, танцы-шманцы, к нам-то зачем, товарищ?
— Простите, — спросил Кторов. — С кем имею дело?
— Начальник оперативного отдела Лукоморской чека Павел Гнатюк, — представился здоровяк. — Так я не понял, вы к нам надолго?
И с какой, извиняюсь, целью?
— В творческую командировку, — пояснил Кторов. — На предмет написания романтической книги о революционной действительности.
Стриженый просиял.
— Писатель, значит? Как Боборыкин? Здорово! А о ком, извиняюсь, книга будет? О каких героях?
— Там видно будет, — сказал Антон. — А что, гостиница или постоялый дом у вас здесь имеется?
— Хотите, я вас к матери отведу, — сказал смуглолицый юноша. — Как брат уехал с семьей в Киев, у нас половина домика пустует. Останетесь довольны, точно говорю.
— Конечно, отведи, — сказал Гнатюк. — И под присмотром товарищ будет. У нас тут беспокойно бывает, случается еще, лихие люди шалят.
Антон не успел ответить.
Из кустов галдящей толпой высыпали преследователи. Судя по их растерянным потным лицам, погоня удачи не принесла.
— Ты, Котик, отведи человека к матери, — сказал чекист. — И не задерживайся, сразу назад. Совещание будем проводить, авось у кого-нибудь добрая мысль появится. Га?
— Га! — сказал Котик, принимая важный и солидный вид пожившего на свете человека. — Так шо, товарищ писатель, пидемо до мамкиного дому?
Глава четвертая
Как всякий город, Лукоморск рос в окружении легенд, в которые невозможно поверить, но которые неизбежно сопровождают людские поселения. По преданию, Лукоморск был заложен на черноморском побережье в одна тысяча сто двадцать восьмом году от рождества Христова и начался с трех домов и бревенчатой церквушки, которая была построена людьми, желавшими обратиться со своими жалобами и пожеланиями к Богу.
Поскольку молитвы горожан были искренними, город их трудами потихонечку рос и в конце концов превратился в довольно крупный населенный пункт, лежащий на пересечении торговых дорог. Железная дорога разделила город надвое — западную часть населяли украинцы, на востоке, в свою очередь, проживали русские, которых западники презрительно именовали москалями или кацапами.
На южных окраинах, ближе к морю, постепенно тесня дома москалей и щирых украинцев, появились флигеля, в которые заселились степенные многосемейные евреи, занятые торговыми делами, адвокатской практикой и врачеванием. Как ни странно, из среды этой выходили и самые отчаянные бандиты Лукоморска, вроде Левы Барашка, который прославил себя далеко за пределами городка. Говорят, даже в многоопытной Одессе молдаванские налетчики имя Левы произносили с чувством глубокого уважения, а известный всем Миша Япончик не раз утверждал, что Лева из Лукоморска ему как брат и даже больше брата. Уважение молдаванских налетчиков Лева Барашек стяжал нападением на императорскую почту. Он завладел почти миллионом еще тех, дореволюционных, полновесных рубликов, обменял их в Турции на доллары, доллары в Варшаве опять же на рубли и устроил для товарищей роскошный банкет в известном одесском ресторане «Черноморец».
