Он проснулся вовремя и сразу почувствовал, что давешнее раздражение не прошло. Это было плохо, потому что мешало сосредоточиться. И еще хотелось немедленно что-то сделать, а делать было ничего нельзя. Все, что мог сделать полковник на данный момент, он уже сделал. Даже спускаемый модуль сбросил — зря, наверное, но так надежнее, одним поводом меньше струсить.
И тут в иллюминаторе на миг вспыхнуло, потом свет потускнел, и полковнику показалось, что станция погружена в огромный бассейн с подсвеченной солнцем синей водой. Такой воды не бывает в русских реках, такой цвет полковник видел в каком-то полузабытом фильме, может быть, даже американском: там были еще бородатые люди с бронзовыми мечами, бегущие по темному, почти черному песку, и еще что-то… Полковник попытался вспомнить, но не получилось, потому что он снова заснул. На этот раз, кажется, не по своей воле.
И снова ему приснился Камрад. Стояла темно-прозрачная августовская ночь, и кот, вопреки всем кошачьим обычаям, напряженно смотрел в небо. В расширенных кошачьих зрачках отражались какие-то удивительные, совершенно неземные огни, но кот не обращал на них внимания. Что он видел там, за этими огнями, в вечном августе космоса, полковник не знал: сам он почему-то никак не мог посмотреть на небо. Немного погодя полковник понял, что Камрад чего-то ждет. Неожиданно кот встал столбиком, потом опустился на лапы, ненадолго пропав в пожухлой августовской траве, и помчался неловким кошачьим галопом к спускающемуся с небес потрепанному космическому кораблю. Корабль словно сошел со страниц старого журнала «Искатель» — с нелепо растопыренными стабилизаторами и пылающими, будто газовые конфорки, дюзами. На таком корабле мог бы летать пилот Пиркс, книжку о котором полковник как-то взял в библиотеке воинской части. Взял, да так и забыл или не захотел вернуть. В потрепанном томике, в забавных рассказах о пилоте Пирксе было что-то настоящее, зацепившее молодого летчика за душу и, может быть, даже определившее его судьбу.
Кот благоразумно остановился метрах в пятидесяти от садящегося кораблика, подождал, пока тот погасит сопла, а потом, брезгливо стряхивая с лап пепел, осторожно, с короткими остановками, подошел поближе и вопросительно мявкнул. Полковник с удивлением прочел на борту странной посудины название — «Алмаз». «Алмаз» же совсем не такой», — подумал он и вдруг понял, что это совершенно неважно. И тут корабль что-то тихонько, успокаивающе прогудел. Кот шевельнул ушами и снова вопросительно вякнул. Некоторое время они разговаривали между собой, кот и корабль, потом Камрад отвернулся и, оглядываясь, потрусил прочь. Отбежав на безопасное расстояние, он сел и снова стал ждать. Корабль заревел, как неисправная газовая колонка, и медленно поднялся над поляной. Потом наддал и так же медленно вознесся в небо. Похоже, ему было тяжело прилетать и улетать, но он почему-то делал это, наверное, ради таких вот встреч с Камрадом. Оставшись один, кот посидел еще немного, лизнул лапу и канул в августовскую ночь, напоследок просияв глазами в сторону полковника.
И тут полковник проснулся по-настоящему.
Синяя хмарь в иллюминаторах пропала, уступив место режущей глаз пустоте пространства.
Связь молчала, да и черт бы с ней, со связью. За бортом станции тяжело и зрело круглилась незнакомая планета.
Но полковнику было не до красот чужого мира, он смотрел на космическую армаду, выстроившуюся на фоне черного, густо истыканного звездными дырочками неба. На кораблях не было защиты, ее сняли, и полковник, несмотря на чуждые очертания, безошибочно угадывал среди плывущих за иллюминатором громад разведывательные, транспортные, пассажирские, боевые…
Айсберги, оторвавшиеся от материкового шельфа.
Готические соборы, православные церкви и церквушки, мечети с минаретами, буддийские пагоды и загадочные храмы пернатых богов.
Их было много, и они были прекрасны.
Полковник понял, что это парад, и застеснялся.
Впрочем, был приказ, а военный человек должен выполнять приказы, иначе цена ему — грош. И полковник, с трудом протиснувшись в люк боевого отсека, приник к прицелу.
