Сьюзен и Джейкоб смеются. Но смех почему-то кажется Рику нервным. Странно, правда?
Он вдруг замечает кое-что. Освещение приглушенное, но он мог бы поклясться, что на ее локте — та же самая красная сыпь. Или это ему привиделось?
— У тебя ведь нет никакой сыпи, правда? — спрашивает он, перед тем как потушить свет.
— Нет, — поспешно отвечает она. И верно, когда он смотрит на ее локоть, все чисто. Никакой сыпи.
На следующий день домашний факс Сьюзен выдает короткое сообщение.
«Мистер Роу, вы нам нужны».
Подписано мэром Галвестона.
Еще через день получена телеграмма из техасского отделения министерства по чрезвычайным ситуациям.
«Нуждаемся в вашей помощи».
И эсэмэски, самые настоящие. Одна — из министерства по чрезвычайным ситуациям. Другая — из газеты.
«Говорят, к вам обратились по поводу галвестонского кризиса. Каковы ваши планы, мистер Роу?»
Рик, судорожно сжимая в руках сотовый, сдается.
И предстает перед Сьюзен.
— Я им нужен, — говорит он. — Действительно нужен. Придется ехать.
Его сердце кузнечным молотом бухает о ребра. Макалоувилль повторяется снова, и он намерен пережить еще одно приключение. Обязан. Она, конечно, поймет.
— Мужчина должен исполнять свой долг, — добавляет Рик. Кто-то когда-то изрек это. Какой-то киношный герой. В этом он уверен.
— Это ненастоящее, — утверждает она.
— Разумеется, настоящее, иначе бы в новостях такое не передали.
— Я не то хотела сказать.
— Тогда что ты хотела сказать? — Не дождавшись ответа, Рик цедит: — Я надеялся, что ты поймешь.
Он сердится. Если бы он действительно был ей небезразличен, она бы поняла, так ведь?
— А может, ты нужнее нам, — тихо произносит она.
— Едем со мной… вы оба, — просит он, разом оживившись.
— Мы не можем, Рик. Это не наша история.
Она отворачивается. У Джейкоба снова простуда, и ей приходится каждый час ставить ему градусник. Предписание доктора.
— Мне очень жаль, — выдавливает он наконец.
— Не беспокойся.
Она, как всегда, отводит глаза, снимая груз с его совести.
— Я объясню Джейкобу, что произошло. Он поймет. Ты по-прежнему остаешься его героем.
Рик берет старый «форд»-пикап, все эти годы простоявший в гараже Сьюзен, и мчится по направлению к Галвестону. В фильме пятидесятых он оказался бы на скоростной автостраде, где можно лететь, подобно ветру, но нет, это автомагистраль с двусторонним движением, и мимо снова мелькают рекламные щиты со старыми брендами и слоганами: «Смотрите на США из окон вашего «шевроле», «Предмет первой необходимости — пена для бритья «Барма».
Немногие машины, едущие навстречу в ночи, оказываются такими же древними, как его «форд». Белый пунктир посреди шоссе завораживает Рика. Перед глазами проносится вся его жизнь. Мы видим кадры его глазами: Макалоувилль, родители, Бадди Блейлок и его машина, Сьюзен, Джейкоб, Чи-Чи Эскаланте. Мы видим все образы Рика Роу за последние несколько месяцев. Что-то с ним происходит. Мы не знаем, что именно, но это важно.
И наконец он видит себя саранчой: пришелец с широко расставленными глазами. Панцирь переливается голубым и зеленым. И каким-то образом это кажется вполне естественным.
Рик останавливает машину, разворачивается и едет назад. А добравшись до дома, застает там доктора. Рик смотрит на мальчика, доктора, Сьюзен и неожиданно понимает, что это была вовсе не простуда.
— Как долго это у него продолжается? — спрашивает он.
— С нашего прибытия.
Он понятия не имеет, о чем она. Прибытие?
— Что это… что у него? — спрашивает Рик.
— Мышечная слабость. Проблема с мышечными оболочками… не знаю, как это именуется в медицине. И не уверена, что диагноз правильный. Доктор Паттерсон никогда не видел ничего подобного.
— Разве ему не будет лучше в больнице? Со специалистами?
— Это невозможно.
— Проблема в деньгах?
Сьюзен, словно не слыша, поворачивается к доктору и Джейкобу, а Рик только и может, что выдавить:
— Ему может стать хуже?
Она слегка улыбается, мельком смотрит на него, и он осознает, что любит ее улыбку. Чуть кривую… небрежную… и ее зубы, пожалуй, мелковаты, но он любит эту улыбку.
— Может, да… а может, и нет.
Она произносит это смиренно, почти обреченно, и он вспоминает, что Сьюзен всегда отвечает именно этими словами: «Может, да, а может, и нет».
