Стоя по пояс в воде и придерживая врага, он наклонился, вглядываясь в лицо. Смотрел долго. И понимал: этот отощавший старик, вылепленный из голубоватого воска, совсем беззубый и жалкий, — враг.
На секунду Игорь Николаевич перестал понимать — что же такое «враг». И есть ли что-то общее между тем, кто за годы ожидания освоился в его душе, занял там немалое место, обжился со всеми своими древними пакостями, и покойником, плывущим по реке.
И понял — ничего общего.
Хотя бы потому, что этот голубоватый старик действительно мертв, а тот крепкий мужик в расцвете лет, сварливый и злобный, жив. И будет жив, пока о нем помнят…
Оставалось только молча оттолкнуть покойника и повернуть к берегу.
И тут же последовало неожиданное продолжение — Игорь Николаевич увидел себя в своей квартире, с высокохудожественным восточным чайником в левой руке. Его доставили домой транспортом Центра, но в квартиру он занес свой приз сам — ему не хотелось, чтобы сотрудники Центра видели жалкое жилище, где остались только продавленная тахта, стол и стул. Шторы с окон — и те были отданы дворничихе, которая за них притащила два мешка крупной картошки со своего огорода. На самом деле, конечно, мебель имелась, и шторы висели, это он знал четко, однако вид разоренной квартиры был куда правдивее правильного воспоминания о ней.
Игорь Николаевич поставил чайник на стол, сел на одинокий стул и задумался. Что-то было не так. Крепко не так. Иначе он представлял себе прощание с трупом врага. И уж во всяком случае не догадывался, что прощание с трупом и прощание с врагом — отнюдь не одно и то же. «Но почему старик? — спросил он себя. — Позвольте, если он — старик, так и я ведь — старик, мы, кажется, были ровесниками?…»
Математика лет и дат закувыркалась в голове…
Он открыл глаза. Плавание продолжалось — с той же скоростью и в том же мраке.
Когда уже можно было разглядеть пейзаж, Никита забеспокоился. Их несло по широкой и прямой реке, лишенной какого бы то ни было дизайна — ни тебе куста приличного, ни кресел, ни беседок. Совершенно безлюдный и безжизненный был пейзаж.
— Слушай, это что? Ты тут был? Во, блин, куда это нас занесло?…
— Это та самая Большая река, по которой невостребованных врагов отправляют в море, — сказал Игорь, понимая, что несет ахинею. Но он вычитал эту ахинею в глянцевом журнале — да и другой в его распоряжении пока не было.
— Я не хочу в море!.. — возмутился Никита. — И какие, блин, враги? Нет никаких врагов! Залипуха это! Кидалово! Какое, к черту, море?!
Орать можно было хоть до скончания века — течение тащило их по прямой, как шоссе Петербург-Москва, реке с ровной и неумолимой скоростью.
То справа, то слева в реку впадали речушки — Игорь Николаевич догадался, что они и есть те самые рукава, на берегах которых стояли кресла.
Наконец появились признаки цивилизации — металлические кубы на ножках, уходящие в воду резиновые трубки, торчащие из воды штыри с датчиками.
— Приземляемся, — распорядился Никита.
Они развязали пояса юкат, от чего плот стал разъезжаться во все стороны, сползли в воду и доплыли до берега. Солнце уже выглянуло, уже немного грело, и они, стянув с себя юкаты, растянулись на полосе крупного серого речного песка.
Разрозненные белые враги поплыли дальше по течению.
Никита некоторое время еще смотрел им вслед.
— Плывите, голуби, плывите… — пробормотал он и повалился на гравий.
Наконец солнце пригрело их, высушило ситцевые юкаты, и оба малость ожили, даже смогли вступить в беседу о пейзаже. Хотя Никита и утверждал, что разбирается в технике, но ничего подобного в жизни не видал.
Игорь Николаевич подобрался к какой-то колонке, вылезающей из кучи песка, и прислушался. Колонка жужжала. Он сказал об этом — как будто это имело какой-то смысл.
— Я сам сейчас зажужжу, — пообещал Никита.
Он тяжело встал и тут же присел на корточки.
— Ты чего? — удивился Игорь Николаевич.
— Чего-чего! Сам смотри!
Игорь Николаевич поправил повязку на лбу, встал и увидел за кирпичным заборчиком сверхсовременное здание с открытой террасой, со стеклянными кабинками, в которых стоят компьютеры, с множеством припаркованных машин. Прекрасно одетые господа и дамы носились взад-вперед, совещались по двое и по трое.
