Первым ринулся вон из кабинета гендиректор Роскосмоса. За ним последовал Гутьеррес — шагом, но самым скорым. Замыкали отступление маршал Тютюник и бригадный генерал Хеншер.
Со скоростью пушечного ядра выскочила и сочно впечаталась в паз герметичная дверь. Медленнее, но гораздо солиднее, с внушительным гулом, проползла и встала на свое место броневая заслонка.
Генерал Хеншер украдкой утер со лба пот.
— Боюсь, это не решение проблемы, — с удивившим его самого спокойствием произнес Гутьеррес. — Если он проест внешнюю обшивку и выйдет наружу, нам повезло. Если же он оставит в обшивке дыру, а потом займется дверью или переборкой…
Глухой удар из покинутого кабинета не дал ему договорить. Казалось, будто за переборкой бабахнула гаубица. Дрогнули стены. Сейчас же взвыла сирена и, чуть только смолкла, тягучий механический голос забормотал: «Внимание, опасность первого уровня! Внимание, опасность первого уровня! Служащим, находящимся в секторах А и Б, немедленно эвакуироваться в сектор В. Просьба не паниковать и пользоваться планом эвакуации. Повторяю: внимание, опасность…».
— Вот он и проел обшивку, — констатировал Гутьеррес. — Интересно, что на очереди?
«Мы», — очень хотелось сказать, а еще сильнее хотелось завопить гендиректору Роскосмоса, но он не издал ни звука. К чему? Иногда наглядный пример действует лучше всяких слов.
И гендиректор показал наглядный пример, взяв с места скорость, доступную не всякому спринтеру. Его заносило на поворотах, кругленьким мячиком он стукался о переборки, отскакивал и продолжал мчаться дальше. Лунное тяготение вынуждало его совершать гигантские прыжки, и коротенькие ножки, не всякий раз находя опору, дергались в воздухе вхолостую.
Впоследствии Генеральный секретарь Унии Наций рассказывал о данном случае исключительно с юмором, якобы наслаждаясь воспоминаниями о том, как он бежал вслед за гендиректором, лишь чуть-чуть опережая генерала Хеншера. Иногда Хеншер вырывался вперед на какой-нибудь локоть, но Гутьеррес был когда-то хорошим спортсменом: дважды на поворотах он выходил на стену, как цирковой мотоциклист, и на финишной прямой обошел генерала на полкорпуса.
Последним, как капитан тонущего судна, спасался маршал Тютюник — и сохранил достоинство, чему, правда, немало способствовала враждебная спринту грузная комплекция командующего ВКС. И вновь выстрелила герметичная дверь, и вновь с тектоническим гулом прополз броневой щит.
Каждый понимал: это лишь временная отсрочка. За разгерметизированным сектором А придет черед секторов Б, В, Г и так далее. А на секторе К главная лунная постройка Роскосмоса попросту кончится, и рушить станет нечего. Кое-кто из десятков находящихся в куполе людей, возможно, и уцелеет, укрывшись в лунокаре или втиснувшись в скафандр. Естественно, немногие. Только те, кто сообразит, что происходит нечто неординарное, и близко к сердцу примет клич «спасайся, кто может», не потеряв при том головы. Много ли таких наберется? Вряд ли найденыш понимает, как легко он способен угробить кучу людей. Генеральный секретарь видел его недолго, но успел составить мнение: то ли преданное хозяевам домашнее животное, то ли капризный ребенок. Казалось бы, от одного до другого дистанция огромного размера, но есть и общее: данным существом управляет не разум, а эмоции и эти, как их… инстинкты.
— Ну и что мы теперь собираемся делать? — Гутьеррес прятал эмоции за насмешливым тоном. — Какие будут мнения?
Гендиректор потел и нервно облизывался.
— У меня наготове корабль, — сознался он. — Правда, маленький. Моя личная яхта. Четверых он не поднимет, а двоих — вполне…
И, не в силах выбрать, он переводил взгляд с Гутьерреса на Тютюника и обратно.
— Отставить! — скомандовал маршал. — Дайте мне связь, и я подниму все войска и всю технику, что есть в Гассенди. Чужак будет захвачен, это я обещаю. В худшем случае он будет захвачен мертвым, вот и все.
Рубленое лицо генерала Хеншера демонстрировало полную солидарность со словами командующего.
О чем думал Гутьеррес, осталось неизвестным. Возможно, о том, что убийство инопланетянина, пусть даже забравшегося в чужие владения, не самый лучший прецедент для слабой земной цивилизации. Или о том, что военные забрали себе чересчур много власти и тщатся забрать еще больше. Не исключено, впрочем, что Генеральный секретарь в ту минуту перестал быть политиком и размышлял исключительно о вариантах личного спасения. Не будем его винить, все мы люди.
