«Если», 2005 № 10 (152) - страница 39

…Великая война отобрала у меня полжизни. Что теперь? Пригревает солнышко, воробьи купаются в пыли у самых ног, барышни ходят в таких нарядах, что глазам больно, над головой шумят листья. Посреди такой прелести я чувствую себя полураздавленным жуком! На фронте, всего сутки назад, я был солдатом, и у меня хватало сил драться, худо-бедно справляться с голодом, морозом и страхом, а тут все силы разом улетучились… Старик. В двадцать восемь лет — старик.

Может быть, рассказать Жене правду?

Впрочем, отчего же быть мне стариком? Устал — да, очень устал. Покусал меня фронт — да, цапнул пару раз. Но ничего, завод еще не кончился. Надо только отдохнуть как следует. Еще осталось кое-что и для будущей жены, и для страны моей, в которой многое стоит изменить к лучшему.

Наверное, мне не следовало убегать из своего времени, искать иной судьбы, иных декораций для собственной жизни. Был бы цел. Имел бы основания считать себя умным человеком.

И сказал мне Ангел: что ты дивишься?

я скажу тебе тайну жены сей и зверя…

Откровение, 17-7.

Над желтой степью пронесся низкий звук ревуна. Сполохи от проблескового маячка отразились в затемненных обтекателях двенадцати комбайнов КЕЙС, растянувшихся уступом по пшеничному клину крестьянского товарищества «Победа». На призывный зов зерноуборочной машины без промедления бросился стоявший в отдалении тяжелый зерновоз…

Бригадирская машина по традиции шла первой. От колпака обтекателя приятной прохладой струился кондиционированный воздух. Гидравлическая подвеска работала безупречно. Бригадира Плотникова от мягкого покачивания слегка клонило в сон. Он тряхнул головой и покосился на индикатор наполнения бункера. Еще раз убедился, что зерно прибывает с хорошим темпом. Лето было в меру жарким, да и дождей хватало, так что пшеница в Западной Сибири удалась. Даже в восточной лесостепи намолачивали сейчас по три тонны с гектара, а на юге и четыре тонны уже никого не удивляли.

Рев тысячесильного двигателя едва пробивался сквозь гул кондиционера. Бригадир снова посмотрел на приборную панель — уже внимательно. Топливный бак, уровень масла, тахометр. Все показатели были в норме. Заправщик появится примерно через час. Топлива — с запасом. Вроде бы все по плану. Однако с самого утра его не покидало непонятное ощущение тревоги…

— Первый, у нас проблема, — захрипел в динамике голос оператора замыкающей машины. — Седьмой и восьмой встали!

— Понял тебя, двенадцатый! — отозвался Плотников. — Это первый. Внимание всем машинам! Экстренная остановка!

Тяжелые комбайны по инерции проутюжили еще десяток метров поля и замерли почти одновременно. Плотников приоткрыл дверь кабины и выглянул, придерживаясь за поручень. С замыкающего комбайна спрыгнул Валёк. Плотников махнул ему рукой и почувствовал, как мгновенно покрывается потом. Душный и пыльный воздух ворвался в кабину и растекся по ней студнем. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Чертова жара! — буркнул Плотников. — Седьмой, восьмой, как слышите, прием! Что там у вас, черт подери, происходит? Шестой, пятый, девятый. Кто-то может мне наконец ответить?

— Первый, это девятый. Чего-то Валера чудит, похоже…

Плотников повис на поручне. Прищуриваясь от яркого солнца, он пытался разглядеть хоть что-нибудь. На обоих комбайнах работали опытные операторы — Семен и Валерка. И оба выходили с ним в поле уже не первый год. И вот сейчас по какой-то непонятной причине они одновременно остановились, одновременно спрыгнули на землю и, освобождаясь на ходу от оранжевых комбинезонов, пошли пешком через нескошенное поле. На запад, куда уже начинало клониться солнце.

— Ядренаматрена! — Плотников непроизвольно схватился за левый бок. — Так это Сибирка!

Обливаясь потом и размахивая руками, Плотников спрыгнул с подножки и побежал наперерез Вальку — вдоль вращающихся по инерции десятиметровых жаток. Семену с Валеркой уже никто помочь не может. К ним вообще нельзя было приближаться. И даже смотреть на них не стоило бы…

В тот год ему исполнилось семь. И отец наконец-то поддался уговорам и взял его с собой в поле. А после обеда сосед дядя Миша вот так же неожиданно остановил свой комбайн, выбрался из кабины, спокойно вытер руки о ветошь, оглядел всех невидящим взглядом и молча побрел через поле. Шел дядя Миша почти сутки. И все время на запад. Потом опустился на землю и умер. Со счастливой улыбкой на лице. А когда похоронили дядю Мишу, отец и рассказал ему про Сибирскую горячку. Впрочем, он и сам знал о ней не слишком много…