— Алло?
— Доктор Моффит? — Голос был мужской, незнакомый, и Чарлз не сдержал вздоха.
— Да, слушаю. Кто это говорит?
— Мне необходимо срочно встретиться с вами, доктор Моффит. — Мужчина говорил быстро, напористо, словно заранее отметая все возражения. На заднем плане раздавался какой-то шум, словно говоривший находился на оживленной улице. — Сегодня вечером, — добавил мужчина непререкаемым тоном. — А пока отзовите вашу статью. И как можно скорее, доктор, это очень важно!
Чарлз остановился и несколько раз моргнул, силясь понять, о чем, собственно, речь.
— Какую статью? — спросил он наконец.
— Ту, которую вы намерены опубликовать в Сети. Я готов заплатить вам десять тысяч долларов, если вы немедленно уберете ее с сервера. Не исключено, что впоследствии вы получите дополнительное вознаграждение.
— Это ты, Ричард? — осторожно спросил Чарлз. — Что за дурацкие шутки?
— Меня зовут Питер Афеян, и это вовсе не шутка, — сказала трубка. — Я бизнесмен, доктор Моффит, и моя компания крайне заинтересована в том, чтобы ваша статья не стала достоянием широкой публики. Как видите, мы даже готовы вручить вам солидную сумму за ваше… за отказ от публикации.
Теперь Чарлз был абсолютно уверен, что стал объектом какого-то не слишком умного розыгрыша.
— Должно быть, произошла ошибка, и вам нужен совсем другой Моффит, — сказал он. — Меня зовут Чарлз, Чарлз Моффит, и я занимаюсь…
— …теорией струн, — закончил Питер Афеян. — Я знаю, профессор. Я еду к вам из Атланты и уже пересек границу штата. У вас я буду минут через десять. Давайте встретимся в кампусе и поговорим подробнее…
Чарлз фыркнул.
— Вы действительно хотите заплатить мне десять тысяч долларов за то, чтобы я…
— За вашу статью, профессор. Вы должны отозвать ее как можно скорее.
— Но я поместил ее на университетский сервер уже несколько часов назад. Конечно, в Сеть она попадет только завтра, но…
— Я все понимаю, доктор. И тем не менее материал еще не поздно убрать. На данный момент его видели всего несколько человек, но когда он попадет в Сеть и будет разослан по десяткам электронных адресов… Вы должны понимать, что на счету каждая минута! Прошу вас, доктор Моффит, сделайте, как я вам сказал, и уверяю вас — вы не пожалеете!
Чарлз поглядел в сторону университетского городка и озабоченно нахмурился.
— Вы сказали — десять тысяч? Но как я могу быть уверен…
— Деньги при мне, наличными, — быстро сказал Питер Афеян.
Чарлз колебался еще несколько мгновений, потом махнул рукой.
— Ладно, — ответил он. — Встретимся через десять минут у здания физического факультета.
Последние слова Чарлз произнес слегка заплетающимся языком. Наверное, подумалось ему, подобные решения лучше принимать на трезвую голову, но как изменить положение, он не знал.
— Договорились, — бросил Афеян и дал отбой.
Несколько мгновений Чарлз тупо разглядывал молчащий телефон; он был убежден, что произошло какое-то недоразумение. Но, с другой стороны, если это все же не розыгрыш и не шутка, он может получить кругленькую сумму, равную его двухмесячной зарплате, за какую-то паршивую статью, в которой и было-то всего страницы полторы…
Сорвавшись с места, он неуклюже потрусил к университетскому городку.
Чарлз был всего в трех кварталах от здания физического факультета, когда ему вдруг вспомнилось одно обстоятельство. Сегодня пятница, а по пятницам — накануне субботнего футбольного матча — на площади перед физическим факультетом собирались толпы болельщиков.
И он не ошибся. Стоянка была полностью забита микроавтобусами и прицепами; несколько машин, которым не хватило места, стояло на ближайшем газоне. По неудачному стечению обстоятельств здание физического факультета располагалось вблизи стадиона — подлинной святыни Обернского университета, и в дни, когда там шла игра, факультетские преподаватели предпочитали держаться подальше от своих рабочих мест.
Приблизившись, Чарлз увидел, что двое парней в майках болельщиков мочатся на стену физического факультета. Это была освященная временем традиция, и мокрые следы на штукатурке указывали, что эти двое не были единственными ее приверженцами. На стоянке между машинами стояло по меньшей мере пять десятигаллонных бочонков с пивом, вокруг которых собрались снедаемые жаждой студенты. Из окон автобусов и фургонов доносилась громкая музыка (из каждого — своя), но никто пока не танцевал.