«Если», 2003 № 09 - страница 99
В первой половине 1990-х в польский фантастический цех пришел и Мачей Жердзинский. В его сюрреалистических, пластично рассказанных историях можно было найти попытку описания роли Бога в жизни человека. Лучшие его рассказы вошли в сборник «Корпорация Wars’n’Guns» (1996).
Конечно же, упомянутыми выше именами не ограничивается пространство современной польской фантастики. Активно в жанре работают Эва Бялоленцкая, специализирующаяся на мягкой, «женской» фэнтези (цикл «Ткач иллюзий», 1997; «Камень на вершине», 2002), Яцек Комуд, автор серии рассказов в реалиях Украины XVII века («Рассказы из Дикого Поля», 1999; «Волчье гнездо», 2002), Рафал Косик, который пишет как хоррор, так и классическую НФ (повесть «Марс», 2003). Интересно выступают Майя Лидия Коссаковская, автор рассказов в жанре городской фэнтези («Защитники королевства», 2002), Яцек Собота, известный циклом новелл о мире, где не появился Спаситель, Роберт Шмидт, главный редактор ежемесячника «Science Fiction» и автор приключенческой НФ и фэнтези (самое известное его произведение — «Апокалипсис от Пана Яна», 2003), Бартек Свидерский, описывающий в фантастических антуражах современную польскую действительность (сборник «Крепкая программа», 2002), и Войцех Свидзеневский, автор оригинальных рассказов в жанре фэнтези.
В этом обзоре я попытался лишь приблизительно описать текущее состояние польской фантастики. Насколько это позволяют узкие рамки журнальной статьи. И все-таки надеюсь, что общее представление о современной фантастике Польши у российского читателя сложилось.
Перевел с польского Вадим КУМОК
Проза
Карен Тревисс
Колониальный лекарь
Даже в безлюдных местах следует оставаться человеком.
Раввин Гиллель.
Зтим утром у меня умер еще один пациент. Родственники забрали тело, а я еще целый час прибирался в операционной. Теперь я сидел, расслабившись и держа в руке пластмассовый стаканчик со смесью водки и холодного кофе. Поднося его к губам, я каждый раз чувствовал исходящий от пальцев запах аборигенов — едкий клубничный аромат с небольшой сернистой добавкой. Флюиды норников на удивление пахучи и стойки, избавиться от них очень трудно. Мне, например, это так и не удалось, хотя я оперировал в перчатках, а потом тер руки жесткой щеткой до тех пор, пока из-под ногтей не пошла кровь.
Мы напились с Бобом из отдела технического обслуживания, как делали это каждую пятницу в конце рабочей недели. Чаще всего мы сидели в его крошечном кабинетике площадью не больше четырех квадратных метров, расположенном так близко от генераторов, что пол и стены мелко вибрировали, а поверхность напитка в стакане начинала рябить, стоило поставить его на стол. Но в тот день я не обращал на это особого внимания. Как я уже говорил, мы не просто пили, а пили как следует; я, во всяком случае, набрался довольно основательно. Боб, видимо, тоже, ибо после очередного стакана он вдруг заявил, что сейчас начнет рассказывать свежие анекдоты про врачей; ему, мол, охота, чтобы я начал видеть в своей профессии светлые стороны. Свежие анекдоты были в нашем изолированном мирке в десяти световых годах от Земли довольно-таки дефицитной штукой: новые люди появлялись у нас нечасто.
— …И вот этот парень спрашивает, что, мол, это за тип в голубой пижаме, а святой Петр отвечает: «Это Бог играет в доктора!» — Я сидел на ящике с инструментами, и Боб постучал меня по колену обрезком пластмассового изолирующего шланга. — Ну что, док, понравился анекдот? Хороший, верно?
— Я его уже слышал. И потом, халат у Бога был не голубой, а светло-зеленый. Как у хирурга.
Боб покрутил головой.
— Знаешь, что я тебе скажу, Фрэнки? Ты не должен так расстраиваться из-за каждого дохлого аборигена! Не обращай внимания.
Некоторое время я тупо смотрел в пространство перед собой.
— Как же не обращать внимания? А если это вершина моей профессиональной карьеры? Вдруг за всю жизнь я научился только одному: делать неудачные операции?
— Да плюнь ты, говорю тебе! Все мы смертны: и люди, и норники…
— Это я знаю лучше, чем кто-либо другой: у меня под ножом они гибнут не в первый раз… — с горечью сказал я. В глубине души я очень сочувствовал мертвым аборигенам и их родственникам, но себя жалел еще больше. Обычно я старался этого не показывать, но после хорошей выпивки слегка утратил над собой контроль.
