Анджей Земянский
Автобан нах Познань
Бетонные коридоры перекрыли наглухо. Весь Вроцлав теперь был отрезан от своих подземных бункеров, в прошлом являвшихся более чем трехсотлетними туннелями метро, часть из которых осталась еще от немцев. Котлы повозок разогревались, и шипение пара заглушило все прочие звуки. Люди и звери изъяснялись жестами. Температура в выходном бункере росла все быстрее. Вагнер видел, что многие солдаты, избавившись от мундиров, надели пуленепробиваемые жилеты прямо на голое тело. Шлемы, очки, платки, защищающие глаза от льющегося пота… Неплохо переносили жару только животные. Долгоруков подошел к Вагнеру и сказал:
— Слухай, Андрей, йа взал гроссе гевер унд я примосовал его до танка с верха… (Слушай, Андрей, я взял большую пушку и прикрепил ее к танку сверху…)
— Не пенджи. (Не болтай.) — Вагнеру уже давно надоел польско-российско-немецкий сленг, да еще и с английскими словечками. Он имел майорский чин, был урожденным вроцлавянином, обладал первым классом чистоты… Он, конечно, знал настоящий польский язык и, более того, умел на нем без запинки разговаривать. Однако в данной ситуации для того, чтобы пользоваться правильной литературной речью, надо было предварительно раздать всем наемникам словари. — Собирай аллес трупен. (Собирай всю группу.)
— Яволь! — Иван отдал честь. — Так точно!
Вагнер, злой и уже прилично пропотевший, забрался в башню своего транспортера. Хейни поприветствовал его усмешкой, Зорг только зевком.
— Аллес в порядке? (Все в порядке?)
— Одвал, Хейни! Дай мне ейн момент! (Отвали, Хейни! Дай мне одну секунду!)
— Даааа… Натюрлих, херр майор, — поручик уменьшил давление в котле.
Вагнер снял мокрый от пота мундир и надел на голое тело бурнус. В кошмарной тесноте еле-еле управился с кевларовым жилетом, тюрбаном, шлемом, платком, очками и маской.