Честнее поступать так, как это сделали братья Стругацкие. Они ничего не объясняли, а просто преподносили читателям готовую картину. Те могли соглашаться с ней, могли — нет, но их не втягивали в утомительные объяснения.
Во вселенной Стругацких есть гуманоидные и негуманоидные расы. С негуманоидными разговор короткий — вернее, его просто нет, и возможно, «разумные слизни Гарроты принимают человека за продукт своего невообразимого воображения». А вот гуманоидные обитатели Леониды, Саулы, Гиганды и прочих землеподобных планет на самом деле просто люди. И психологически, и физиологически, да, собственно, со всех точек зрения. Гаг в «Парне из преисподней» ничем не отличался бы от героя из возможного романа Стругацких о путешествиях во времени. Только вытащили бы его на виллу Корнея Яшмаа под Антоновым не с Арихадского фронта на Гиганде, а откуда-нибудь из-под Курской дуги. Гаг нужен Стругацким, чтобы сыграть роль «Кандида наоборот», прибывшего из другой звездной системы на Землю, в «лучший из возможных миров».
У А.П.Казанцева в «Фаэтах» рассказ в большей части глав ведется от лица обитателей взорвавшейся планеты Фаэтон. И хотя фаэты отличаются от землян внешне, по своей психологии они те же люди. Даже в противостоянии двух главных государств Фаэтона, погубивших себя в хаосе ядерной войны, заметны аллюзии с противостоянием двух систем на Земле. Единственное исключение в том, что на Фаэтоне соперничали друг с другом не капиталистическая и социалистическая системы, а две разновидности капиталистических государств: «мягкая» и «жесткая» — Даньджаб, напоминающий США 50-х годов XX века, и Властьмания, похожая на окарикатуренный третий рейх. Под видом инопланетного мира перед нами выступает хорошо знакомое земное общество.
В произведениях Кира Булычёва реализованы сразу обе схемы. Во-первых, инопланетяне появляются в откровенно юмористических или сатирических историях (в первую очередь, речь идет о рассказах из цикла о Великом Гусляре). Иногда явление пришельца из иного мира необходимо для обличения дикости наших сограждан, иногда же рассказ с точки зрения пришельца предстает просто невинной шуткой (вспомним историю появления в Великом Гусляре инопланетянина-осьминожки из рассказа «Разум в плену»).
Во-вторых, под именем инопланетян у Булычёва выступают все те же земляне. Чаще всего эта подмена происходила по вполне понятным цензурным причинам — например, в повести «Последняя война» или романе «Город наверху». Советский фантаст не имел возможности описать атомную войну на Земле, поскольку «коммунистическая партия и все прогрессивные силы мира войны не допустят». Вот и пришлось переносить картину общества, едва уцелевшего после обмена ядерными ударами, в другую солнечную систему.
Итак, промежуточный вывод уже ясен: когда фантаст ведет повествование от имени инопланетянина, то в девяти случаях из десяти он делает это не для того, чтобы смоделировать «реальную» психологию чужака. Нет, он хочет еще раз свежим взглядом посмотреть на человека и земное общество. И только в крайне редких, почти исключительных случаях, писатель-фантаст ставит перед собой сложный и практически неразрешимый эксперимент — пытается вообразить, как реально мог бы мыслить инопланетянин.
Характерно, что самый «научный» из всех научных фантастов С.Лем прибегал к рассказу от лица инопланетян только в юмористических произведениях. Например, в «Двадцать пятом путешествии Йона Тихого» профессор Тарантога получает запись о жизни невероятных существ, обитающих среди расплавленной лавы. Однако приводимый дальше автором текст предназначен не для серьезных размышлений о возможности развития разума во Вселенной, а исключительно для того, чтобы высмеять популярную антропоцентрическую теорию эволюции разумных существ, ярым приверженцем которой был И.А.Ефремов. Лем сардонически пишет от лица ученого-инопланетянина: «Как будто еще двадцать пять пламеней тому назад я не доказал математически, что любое двуногое существо, стоит его поставить, немедленно опрокинется!.. Как выглядят разумные существа иных миров? Прямо не скажу, подумай сам, научись мыслить. Прежде всего, они должны иметь органы для усвоения аммиака, не правда ли? Какое устройство сделает это лучше, чем скрипла? Разве они не должны перемещаться в среде в меру упругой, в меру теплой, как наша? Должны, а? Вот видишь! А как это делать, если не хожнями?»
