LAIW в руке Джакомо, в отличие от меня, не рассуждал, а действовал. Оружие выпустило фантомный бот.
Внешне это выглядело так: та часть пистолета, которая придавала ему сходство с геликоптером Леонардо да Винчи, беззвучно продублировалась. Вперед по коридору, прижимаясь к потолку, шустро устремилось эфемерное полупрозрачное образование — наш разведчик и поводырь.
Через несколько секунд Джакомо молча показал мне четыре пальца. Это означало, что фантомный бот разведал еще четырех тойлангов и передал эту информацию на LAIW, а пистолет, в свою очередь, телепатически оповестил Джакомо.
Нет, все-таки хорошо, что я не пошел в берсальеры. Просто замечательно. Потому что, прежде чем Джакомо успел приказать пистолету уничтожить обнаруженные цели, невидимая, но необоримая сила швырнула его на пол.
Берсальер завыл, пытаясь сбросить с руки LAIW, который теперь, очевидно, представлялся ему куском раскаленного железа. Не тут-то было. Канал телепатической связи был заблокирован, оружие перестало слушаться хозяина и продолжало держаться за его ладонь цепким пауком.
В штурмовой группе тойлангов был кто-то, кому удалось запеленговать пистолет Джакомо и прицельно захлестнуть сознание берсальера телепатическим бичом. Помочь Джакомо было нечем. Пройдет еще полторы-две минуты — и он умрет. Перехватить и разорвать невидимую удавку практически невозможно. По крайней мере, без второго LAIW. А этого оружия у меня не было, да и управиться с ним я бы не смог: для этого нужно быть берсальером.
Это был конец или почти конец. Я со своим простецким пистолетом прямого боя (скорее полицейская, нежели боевая модель), без правой руки и без скафандра мог теперь рассчитывать разве что на быструю смерть.
Я мысленно попрощался с Джакомо и бросился вперед.
В спасение я не верил. Тойланги обнаружат меня быстрее, чем я смогу применить свой разнесчастный «Фолькер». Плазма затопит коридор, а когда огню придет время исчезнуть, меня уже не будет.
Сейчас, сейчас, прямо вот в эту секунду блеснет вспышка, которую я даже не успею заметить — и всё. И — Вечность.
Череда вспышек. Трескучие хлопки — словно лопаются на сковородке крабы с гарниром из ширазских каштанов.
Я жив?
За поворотом коридора — голос. Человеческий голос, искаженный речевым эмулятором скафандра.
— Есть тут кто живой?!
Если это ловушка тойлангов, значит, я сейчас в нее попадусь. Спрятав «Фолькер» (все равно не поможет), я сделал несколько шагов вперед и оказался под прицелом двух тяжелых пулеметов.
Это были берсальеры Семнадцатой Отдельной роты «Пиза». По крайней мере, об этом свидетельствовали нагрудные и наплечные нашивки с молниями, перекрещенными над Пизанской башней. Под сенью молний пламенело алое «17».
Нет больше вашей башни, ребята. Земли нет, и Пизы нет, и башни…
Берсальеры стояли по щиколотку в черных угольках. Надо полагать, это было все, что осталось от тойлангов.
Между мной и берсальерами в полу зияла грандиозная дыра. Сквозь нее была видна техническая палуба, над которой стайкой дымчато-янтарных сомиков зависли катера экстренного проникновения «Таракатус». Это где же нас вынесло, интересно, если десантники успели высадиться на мобил-доке почти мгновенно?..
— …ничего чудесного. «Бетховен» был запрограммирован на выход в центре ордера моей эскадры — он это и сделал. Док передавал SOS в автоматическом режиме, поэтому мы сразу же прощупали вас всеми средствами обнаружения. Впрочем, прилепившийся к вам абордажный катер тойлангов был прекрасно виден и невооруженным глазом. «Кавур» выбросил дежурный взвод берсальеров. В этом сражении мы победили, — закончил контр-адмирал Алонсо ар Овьедо де Мицар.
В смысловом ударении на «этом сражении» была легко объяснимая, но, слава Богу, пока еще не кощунственная ирония.
Главную новость я узнал сразу же после того, как меня вытащили из медицинского комбайна. Флот Метрополии уничтожен полностью. Единственный вымпел, которому удалось вырваться из Солнечной — мобил-док «Бетховен». Все батареи ПКО подавлены. Кроме Паллады мы потеряли Ио, Деймос и Плутон. Военные объекты на Луне и Марсе стерты в порошок. Луна, кстати, треснула.
