Не в силах справиться с восторгом и волнением, от которых щетинки на моих ногах встали дыбом и начали мелко вибрировать, я спросил:
— Выходит, мы можем отправиться туда же, куда уходят наши мертвые, и собрать легкамни?
— Не только можем, но и должны, — подтвердил Трикликстон. — И тебе предстоит лететь с нами.
Это было сказано мягким тоном, но я сразу понял: от этого приглашения нельзя отказываться — особенно теперь, когда мне стало известно, что наша наука сделала подобное путешествие возможным. Больше того: если бы профессор меня не пригласил, я готов был умолять его взять меня с собой.
— Когда? — только и спросил я.
Двое моих собеседников, к которым успели присоединиться лейтенант-профессор Локаторис, мистер Клешнехваттер, мистер Октоподс и почтенная мать Айсбергссон, ответили не сразу. Во внезапно наступившей тишине неожиданно громко прозвучали глухие далекие удары. Это работали боевые машины Западных, и над далеким горизонтом то вспыхивало, то разгоралось низкочастотное звуковое зарево.
Трикликстон повернулся к генералу.
— Что скажете, сэр?
— Мешкать нельзя, — с военной прямотой ответил Антенссон. — Мы отправляемся немедленно, как только в шар погрузят провиант. На борту есть все необходимое, так что собирать вещи вам не понадобится. Должен, однако, еще раз напомнить вам об опасности.
С этими словами он поочередно направил свои антеннулы на каждого из нас, но, насколько я мог почувствовать, никто не колебался.
— Превосходно. До старта у вас есть примерно тридцать минут. Рекомендую потратить это время на улаживание самых неотложных дел.
У восточной стены есть акустические переговорные кабинки, можете воспользоваться ими.
— А сами-то вы полетите? — поинтересовался я, не подумав, что мой вопрос звучит по меньшей мере бестактно.
Генерал резко повернулся ко мне, но потом, поняв, что я не хотел его оскорбить, экспансивно взмахнул клешней.
— Командир должен вести своих людей за собой — только тогда он настоящий командир. Таков мой принцип, Хелицерис, — ответил он и ушел.
Я некоторое время стоял неподвижно, разглядывая шар и лебедку, потом отправился к переговорным кабинкам. Никаких особых дел, которые необходимо было улаживать, у меня не было — с этой точки зрения, я подходил для столь опасного путешествия едва ли не идеально. Из родных мне хотелось известить только мать, из яйца которой я появился на свет, но она оказалась в отъезде, поэтому я связался с университетским регистратором и оставил для нее сообщение. Кроме того, регистратор записал мою последнюю волю, в которой я распорядился немногими имевшимися у меня личными вещами.
Оставалось решить, что будет с моим проектом, если события обернутся наихудшим образом. Поручить его я мог только Сонарис, которая была моим первым научным руководителем. Правда, наши отношения нельзя было назвать простыми: Сонарис твердо верила, что спариться с собственным учеником — не самая лучшая идея, однако ее яйца имели высокий интеллектуальный потенциал, да и я скоро уже не буду студентом. Кроме того, мы были одного возраста (и она, и я успели перелинять трижды), а этот срок считался самым подходящим для производства потомства. По моему глубокому убеждению, каждое живое существо так или иначе стремится оставить после себя хоть какой-нибудь след, хоть какую-нибудь память. Что ж, подумал я, если Сонарис не суждено стать матерью моих детей, она по крайней мере сумеет позаботиться о моей теории.
Потом я задумался о дальнейшей судьбе найденной, мною глыбы легкамня, если, конечно, я не ошибся. Подобная находка способна была обессмертить мое имя (и даже скорее, чем моя пока еще ничем не подтвержденная космогоническая гипотеза), однако я знал: если этот легкамень попадет в руки Западных, ни одно живое существо во вселенной не сможет чувствовать себя в безопасности. С тяжелым сердцем я велел регистратору внести мое завещание в перечень документов, подлежащих обязательному уничтожению, если Длинная Долина будет захвачена Империей. Как ни странно, только произнеся эти слова вслух, я окончательно осознал, насколько близка и реальна грозящая нам всем опасность.
