— Вы из тюрьмы, что ли? — спросил он.
Ривелл умудрился дернуть головой, что должно было означать согласие. Ему казалось, что подмышки распороты льдышками, кожу с шеи содрали наждаком, и некто безжалостный беспрестанно выкручивает ему локти и колени, словно его разделывают, как вареную курицу. Все тело было утыкано иголками, нервы разрезаны бритвами, а мышцы разбиты молотком. Чьи-то пальцы выдавливали глаза из глазниц. И в то же время гений, выдумавший эту боль, оставил в неприкосновенности мозг, чтобы несчастный не мог потерять сознание и забыть о мучениях.
— Бывают люди хуже зверей, — сказал доктор. — Я постараюсь извлечь это из вашего тела. Я не знаю, что у меня получится, нам не положено знать, как устроен датчик, но я постараюсь избавить вас от него.
Он отошел и вскоре вернулся со шприцем.
— Сейчас вы заснете, — пообещал он.
— О-о-о-о…
— Его там нет. Его вообще нет в лесу!
Уордмен уничтожил доктора взглядом, но понимал, что придется смириться с этой вестью.
— Понятно, — произнес он. — Кто-то увез его. У него был сообщник.
— Сомневаюсь, — возразил доктор. — Любой, кто посмеет помочь беглецу, закончит свои дни здесь.
— И тем не менее, — возразил Уордмен, — я вызову полицию штата. Он ушел к себе в кабинет.
Через два часа ему позвонили из полиции. Они опросили местное население и сумели отыскать фермера, который подобрал у дороги раненого человека и отвез к доктору Оллину в Бунтаун. В полиции были убеждены, что фермер ни в чем не замешан и действовал из лучших побуждений.
— Но не доктор, — заметил Уордмен. — Он-то догадался сразу.
— Да, сэр. Мы тоже так полагаем.
— И он не сообщил, куда надо…
— Нет, сэр.
— Вы его уже забрали?
— Не успели. Мы только что закончили допрос фермера.
— Я хочу поехать с вами. Подождите меня.
— Слушаюсь, сэр.
Уордмен сел в «скорую помощь», на которой они отвезут обратно Ривелла. Сопровождаемые двумя машинами полиции штата, они бесшумно подъехали к клинике, ворвались в операционную, где доктор Оллин мыл инструменты.
Он спокойно посмотрел на незваных гостей и сказал:
— Я вас ждал.
Уордмен подошел к операционному столу, на котором лежал еще не пришедший в себя пациент.
— Это Ривелл, — кивнул он.
— Ривелл? — доктор Оллин в изумлении смотрел на операционный стол. — Поэт Ривелл?
— Вы что, не знали об этом? Тогда какого черта вы его оперировали?
Вместо ответа Оллин пригляделся к тюремщику:
— А вы будете тот самый Уордмен?
— Да, я тот самый Уордмен.
— Тогда я должен возвратить вам вот это…
И он протянул тюремщику миниатюрный датчик.
Потолок был бел и чист.
Ривелл мысленно писал на нем, но ничего из этого не получалось. Тогда он закрыл глаза и написал на внутренней стороне века одно слово: «Забвение».
Он услышал, как некто вошел в палату, но открыл глаза не сразу, так трудно было совершить это усилие. Он увидел мрачного Уордмена, который остановился в ногах койки.
— Как вы себя чувствуете, Ривелл? — спросил он.
— Я размышляю о забвении, — ответил Ривелл. — Я хочу написать стихотворение об этом.
Он поглядел в потолок, но потолок был чист.
— Вы просили у меня перо и бумагу, — напомнил Уордмен. — Ваша просьба удовлетворена.
Ривелл взглянул на него, ощутив вспышку надежды. Но тут же все понял.
— Вот вы о чем, — сказал он. Уордмен нахмурился и спросил:
— Вы что, удивлены? Я, кажется, ясно сказал: можете получить бумагу и ручку.
— А взамен я должен обещать вести себя примерно?
Уордмен схватился за спинку кровати.
— Что с вами творится? Вам отсюда не убежать. Хотя бы теперь вы в этом убедились?
— Вы хотите сказать, что я не смогу вас победить? Но я и не проиграю. Это ваша игра, ваши правила, ваша территория, даже ваше оборудование. И если я сведу матч к ничьей, это уже будет достижением.
— Вы все еще воображаете, что это игра, — с иронией спросил Уордмен. — И в ней нет ничего настоящего. А хотите поглядеть, что вы натворили?
Он отступил в сторону, сделал знак рукой — и в палату ввели доктора Оллина.
Уордмен спросил:
— Вы помните этого человека?
— Я его помню.
— Через час ему имплантируют «Стража», — пообещал Уордмен. — И это ваша заслуга. Можете этим гордиться.
Ривелл посмотрел в глаза Оллину и произнес:
